Другой
Шрифт:
Понятно, что некоторые вещи всегда неуместны. И тем не менее бывают стечения обстоятельств, когда они особенно некстати. В другое время обида Молли Уизли осталась бы на уровне лёгкой досады или вообще не вспыхнула бы – но не сейчас, когда ей в красках вспоминалось, как Лили называла её грязнулей, не умеющей воспитывать детей.
Взгляд мамы Молли застыл на Гермионе, легко краснеющее лицо рыжей женщины побагровело от ярости. За столом наступила гробовая
– Так, мисс Грейнджер... – прошипела миссис Уизли после затяжной и очень выразительной паузы. – Значит, вам не нравится, как воспитаны мои дети?!
Никто из семейства не посмел бы и рта раскрыть перед такой мамой Молли, но Гермиона, если она чувствовала себя правой, не боялась пререкаться даже со Снейпом. Чувство справедливости всегда было очень сильно в ней, а особенно сегодня. Ей следовало бы сказать, что она не имела в виду ничего такого, но она не могла и не хотела кривить душой.
– Но, мама Молли, вы же не можете отрицать, что Рон очень вспыльчив и не умеет вести себя за столом, – она искренне считала, что любые возражения бессильны перед такой очевидностью.
– Что же вы, мисс Грейнджер, делаете в моей семье, если вы вся такая воспитанная?! – Молли от ярости забыла, что перед ней невеста её сына, а если и помнила, то как несущественную мелочь. Сейчас она видела перед собой только такую же наглую и дотошную выскочку, такую же успешную конкурентку чистокровным ведьмам, какой была Лили Эванс. Всё, что предназначалось Лили, обрушилось на Гермиону.
– Но...
– Что же вы тут забыли, если вы вся такая умная, прилежная и чистоплотная?! Может, с вами, такой хорошей, больше никто не хочет знаться, мисс Грейнджер?!
– Но я же люблю Рона... – пролепетала перепуганная Гермиона.
– Любишь?! Видела я сегодня эту вашу грязнокровкину любовь! Двадцать лет эта рыжая сука любила Джеймса, пока у него были здоровье и деньги, а сейчас он нищий и в Мунго – и она сразу же разлюбила? Ну а ка-ак же, ведь сердцу не прика-ажешь... – издевательски протянула Молли.
– Может, она и вправду разлюбила, – дрожащим голосом выговорила Гермиона, защищая попранную справедливость. – У нас равноправие, у нас женщина равна мужчине и она имеет право поменять мужа, если разлюбила его и полюбила другого.
Молли была житейски умудрённой, она прекрасно понимала, что её сын звёзд с неба не хватает и что такой способной девушке, как Гермиона, очень легко разочароваться в нём, когда любовный угар пройдёт.
–
Гермиона, полностью ошеломлённая последними словами миссис Уизли, застыла на табуретке, беззвучно открывая и закрывая рот.
– Я сказала что-то непонятное?! – мама Молли подступила к ней вплотную. – Пошла вон из моего дома!!! Встала и пошла!!!
Миссис Уизли подкрепила свои слова соответствующим жестом в сторону кухонной двери. Гермиона посмотрела по направлению пальца хозяйки дома, затем на остальных членов семейства, притихших за кухонным столом. Ни отец Рона, ни её лучшая подруга Джинни даже и не думали заступаться за неё. Когда она встретилась глазами с Роном, тот не отвёл взгляда, в котором читалось скрытое злорадство.
Гермиона сорвалась с места и побежала в комнату, которую она делила с Джинни. Там она наспех посовала свои вещи в безразмерную сумку и кинулась к камину, отправившись через него в "Дырявый Котёл" – первое, что пришло ей в голову.
Молли Уизли торжествующе оглядела опустевшее поле брани и глубоко вздохнула, успокаиваясь. За столом никто не смел шевельнуться, и только когда торопливые шаги Гермионы пронеслись по коридору к камину, Джинни потрясённо спросила:
– Мама, ты её насовсем выгнала?
– Да, дочь, насовсем. Я не хочу своему сыну такой же судьбы, как Джеймсу. Я уверена, эта девица сделает карьеру, создаст себе положение – и найдёт себе мужа почище и покультурнее. Не удивлюсь, если она выскочит за кого-нибудь вроде Малфоя, а Рон останется ни с чем. Скажет, разлюбила, у грязнокровок это запросто. Нет уж, не надо нам такого счастья!
– Мам, а как же Рон?
Взгляды всей семьи устремились на Рона, который не выглядел сколько-нибудь огорчённым. Рон был не против Гермионы, она нравилась ему. Ему было приятно её очевидное неравнодушие и льстила её ревность. Он считал её подходящей, но отнюдь не единственной. В его большом мужском сердце хватало места не только для Гермионы, но и для Лаванды Браун. Хватило бы и для кого-то ещё, если бы эта "кто-то ещё" вдруг обратила на него внимание. А сейчас он был зол на Гермиону и воспринял выходку матери где-то даже с облегчением.