Друзья, которые всегда со мной
Шрифт:
Служба эта существовала недолго: как только фронт получил достаточно противотанковых орудий, гранат и прочего, собак перестали посылать на это самоубийственное задание, прекратилась и дрессировка.
Потом заговорили о санитарно-ездовых упряжках. Универсальные сани-волокуши, пригодные для любого времени года, оправдавшие себя еще в войне с белофиннами, были созданы в школе в период, когда она еще находилась на Урале. Естественно, особо нас интересовали те собаки, которые поступали в армию через наш клуб; и, когда пришла благодарность командования воинской части — благодарность за собак, точнее, за упряжку, которая под огнем врага вывезла
Утраты и достижения
Да! Надо сказать о тех изменениях, которые произошли в клубе. Еще перед войной Сергей Александрович перешел в промышленность руководить караульными объектами, где применялись собаки. Добился своего: ведь он всегда мечтал о том, чтоб «внедрить» собаку в народное хозяйство; и теперь промышленности тоже потребовались специалисты по служебному собаководству. Теперь, приходя в клуб, мы уже не слышали: «День добрейший!» — его могучего баритона, «иерихонской трубы», по выражению моей матери. И день уже был не такой добрейший — военный день. Начальником клуба стал Алексей Иванович Рогов, человек уже в годах, седой, обычно надевавший очки, когда брался за дела, но неутомимый и несокрушимого здоровья.
Читатели, я надеюсь, не забыли Игоря, его сына, с которым мы в предвоенные годы совершили совместную поездку по Чусовой и в Москву. Игорь стал взрослым человеком, мужчиной, его призвали в армию в первые же дни войны, он сражался в частях противотанковой артиллерии, и отцу с матерью оставалось лишь одно — припасать терпения и ждать заветные треугольники — фронтовые солдатские письма, доставляемые полевой почтой.
Домик знатного мичуринца, поучиться опыту которого люди приезжали издалека, на окраине города, утопал в зелени, цветах, во дворе вечно копошились щенки, собаки. Алексей Иванович был большим поклонником природы, будь то дерево или животное; и птицам в его саду жилось привольно, их щебетание и гомон слышались за полквартала. Рано утром Алексей Иванович поднимался, запрягал престарелую овчарку Геру в тележку или санки и в сопровождении ее неторопливо шагал через весь город.
Зимой он являлся в клуб еще затемно. Гера с упряжкой нужна была ему на случай, если придется подвезти собачий паек или что другое.
Выдержка Алексея Ивановича превосходила всякие границы, и мы лишь много дней спустя узнали, что произошло однажды; долгое время он скрывал это и от жены. Командование части сообщило страшную весть: сын убит. Пал геройской смертью. Пал… Молча, долго вглядываясь в прыгающие буквы, Алексей Иванович прочитал «похоронную», молча, медленно сложил ее и спрятал в стол, где хранил важные бумаги. Как всегда, вышел он утром с собакой из дома, но тут силы оставили его. Он упал и потерял сознание. Когда очнулся, вокруг толпился народ, кто-то побежал вызывать «скорую помощь», а Гера лаяла и никого не подпускала к хозяину.
Это случилось глубокой осенью сорок первого года. С тех пор Алексей Иванович замкнулся, он как будто закрыл свое сердце на замок, твердости его могли позавидовать многие. Он мужественно нес свое горе и до конца войны не слагал с себя обязанности начальника клуба. Ему в значительной степени клуб был обязан тем, что, несмотря на большой расход животных, количество их почти не уменьшалось, а качество — объективные показатели, как говорят кинологи, — даже стало лучше. Дальновидный и расчетливый, Рогов
В действующей армии находился и старший инструктор, кумир мальчишек и девчонок — юной части нашего клуба, Григорий Сергеевич Шестаков. Его место заняла Нина Борисовна Лурина, женщина весьма любопытная во многих отношениях.
Долгое время Нина Борисовна увлекалась овчарками, можно сказать, души не чаяла в своем Пижоне (пес был отличный, один из лучших) и лишь под конец жизни, когда не стало Пижона, вдруг «перешла» на спаниелей, небольших охотничьих собак (хотя ни сама, ни муж не охотились), ласковых, как кошки, и очень удобных в содержании. «Большую собаку стало тяжело держать, — оправдывалась она, хотя ее никто ни в чем не винил. — Пудель, спаниель — умная, удобная, никого не заглатывает сразу…» Прежде, когда «заглатывал» ее Пижон, ей нравилось.
Впервые я увидел Нину Борисовну в довольно-таки комической ситуации, на выставке. Только что прошел дождь, ринг размок, грязь, лужи; и вот, представьте эту картину: большущая овчарища таскает за собой по рингу хозяйку, женщину хорошо одетую, с короткой стрижкой «скобочкой» (по моде). От сильного толчка женщина упала, но поводок не выпустила из рук, а, наоборот, как говорится, вцепившись в него намертво, волочилась за псом на животе… Хохот вокруг стоял гомерический!
Пижон не только умел «заглатывать» — на нем ездить можно было!
Вскоре случай свел нас вторично. Иду по улице и вижу — бегает овчарка. На самой середине мостовой; а улица шумная, с большим движением транспорта. Вот-вот задавят! Сорвалась, а хозяйка — неловкая женщина — не может поймать ее, растерялась.
Большой черный «ЗИС» мчался прямо на собаку. Та встала и стоит, автомобиль затормозил.
Милиционер остановил движение. Наверное, бешеная! Перед тем по городу были расклеены плакаты, которые еще вызвали большое возмущение в клубе: «Боритесь с бешенством!» — и нарисована овчарка в наморднике. Бесятся ведь прежде всего дворняжки, бездомные животные.
— Она у вас сорвалась или просто отцепилась? — принялся постовой допрашивать хозяйку.
— Да отцепилась она! Вот… — показала поводок.
— Вы не бегайте за нею, она скорее подойдет, — сказал я, вступая в разговор. Тем временем собака с мостовой перебежала в сквер и принялась весело бегать, резвиться там, потом легла за акациями у решетки.
И вдруг с той стороны через решетку лезет женщина, полная, средних лет, нарядно одетая. Она опередила меня. Неожиданно ловко перекинула себя через решетку, которая была почти по грудь, поставила сумочку к решетке и решительно подошла к собаке, словно век ее знала. «Фу!» — стиснула парфорс и вывела к хозяйке.
— Она у вас не набегалась. Надо давать поразмяться, а то всегда будет убегать. Каждый раз так будете маяться…
Она почти из слова в слово повторила то, что напоминал любителям Сергей Александрович. Как говорится, учить легко: а что было у самой на ринге?
Это была Лурина.
Так мы познакомились. Потом она побывала у меня — хотела «лично представиться» Джери.
Светлый глаз с круглым черным зрачком в сочетании с выглядывавшим ярко-красным уголком третьего века придавали Джери выражение крайней свирепости и пугали многих, но Лурина разбиралась в собаках так же, как, видно, разбирался и пес в людях.