Дубль два. Книга вторая
Шрифт:
С Алиской всё произошло точно так же. А с Павликом — нет. Как и в тот раз, с Осиной, бледная от напряжения мама приготовилась было тыкать в сына раритетным инвентарём. Но тут от Оси и от Белого протянулись лучи к голове племянника. И если у нашего Древа лучик был еле различимый, как солнечный зайчик в вечерних сумерках, то от чешуйчатого ствола вдарило что-то, напоминавшее о прожекторах зениток в Великую отечественную: в луч поместился весь ребёнок целиком, ещё и матери досталось. Они замерли, будто выслушивая какие-то советы или указания. Потом сестрёнка присела на корточки, умостив сына на коленях, поддёрнув древним женским движением длинную рубаху. И кольнула ему левую ладошку. И он снова ни звука не издал, увлечённо глядя
Устюжанин обошёл ствол Перводрева, скрывшись за ним. И выйдя с другой стороны через пару минут. С пустой чашей. А я подумал о том, что после того, как с нами выйдет на прямую связь Белый, мы можем сгущёнкой и не отделаться. Вспомнив, как тянул её из банки на лавочке перед баней у Алексеича. И на крыльце избушки Сергия. Когда в глазах темнело, в ногах подрагивало, сердце пускалось в пляс, а по телу высыпали крупные холодные капли пота. И ещё удивился, что у Лины с Алисой такого не было. И Павлик на ту «осиновую инициацию» будто бы вовсе внимания не обратил.
— Не тревожься, Странник, — никак не привыкну к тому, что они отвечают не то, что на не сказанные, а на недодуманные до конца вопросы. — Сил у каждого из вас достаточно для того, чтобы говорить и слышать так, как должно. Мои знания придут не сразу, как ты испытывал до этого. У тебя будет время, чтобы усвоить их, не потеряв себя.
— Я благодарю вас, гости. Наши взаимные дары помогут стать лучше каждому из нас, — торжественность и пафос в речи Перводрева могли бы показаться излишними. Но я был уверен — он не вкладывал в Речь ни того, ни другого. Просто темы и понятия, которыми оперировал, были пока значительно больше возможностей нашего теперешнего восприятия, поэтому и считывались с привычными ассоциациями: важность, статус, могущество.
— Буду рад видеть вас снова, если сами того захотите. Осина пробудет здесь ещё две луны, Серый. Потом ты сможешь забрать его и продолжить свою службу. Ты — верный друг, это редкость в любые времена, а сейчас и подавно. Не пугайся новых возможностей и сил сына, Алиса. Таких, как он, глупо мерить и ограничивать общими правилами. Боль притупится, Ангелина, но память останется навсегда. Я знаю, о чём говорю. Но научиться жить в мире с памятью — возможно. Твой путь — уникален, Ярослав. Так можно сказать о любом, конечно. Но твой — особенный. Я рад нашей встрече.
Речь Перводрева закончилась. Возможно, что-то было добавлено по «индивидуальным каналам», но с последней фразой мы все, кроме дедов, стали чуть растерянно переглядываться. Навалившаяся тишина внутри и снаружи настораживала. А Белый, будто древний дед-оракул, стоял молча и недвижно, не шевеля ни единой веточкой. Словно уснул. Или привычно задумался о невообразимо сложных вопросах бытия — одно другому не мешало.
Сергий поднялся от Осины, отряхнув подол рубахи. Хотя, кажется, необходимости в этом не было никакой — в подземной пещере чистота стояла стерильная. И пробурчал, не сводя глаз с чуть дрожавших круглых зелёных листочков:
— Ну, бывай тогда, Оська. Я рядом, если что. Хотя, с такой-то ямищи не дозовёшься. Коли не запретишь — загляну через пару дней?
— Заходите, о чём речь?
— Давай, Вергилий, выводи нас взад, — без всякого удовольствия обратился Раж с епископу. По-прежнему не отводя взгляда от Осины.
— Айда за мной, гости дорогие, — опомнился Степан. Судя по глазам и позе, он получал какие-то финальные ценные указания от Перводрева, и фраза старого друга застала его врасплох. Но ориентировался он мгновенно. С таким-то опытом — не удивительно.
Мы вышли за пределы ограды висячих камней, и за границу кромлеха. Возле самого выхода Устюжанин обернулся и поклонился Белому до земли. Мы повторили его движение почти синхронно. Даже Павлик умудрился отвесить церемонный поклон, вися на руках у Алисы. Но это не выглядело ни забавно, ни шуточно. Он и вправду, кажется, сделал это с уважением и вежливостью. Нехарактерных для его возраста. И взгляд при этом имел крайне задумчивый.
Лифт, по кнопке которого в кабине Устюжанин опять отбил про «белую армию, чёрного барона», вёз нас обратно так же, в три приёма: вверх, в сторону и снова вверх. За весь путь никто не произнёс ни слова. Только Сергий пару раз тяжко вздохнул. То ли наваливалась пресловутая «вторая волна» похмелья, которая приходит после полудня и бывает значительно хуже первой. То ли переживал за Осю, оставшегося в подземной темнице.
Глава 16
Переходим к водным процедурам
«Накрывать» начало почти сразу, стоило только рассесться за столом на привычной уже плавучей эстраде ресторана «Подгорное озеро». По Лине с Алисой сказать ничего было невозможно — выглядели и вели они себя как обычно. Павлик тоже, дорвавшись до черничных левашиков, никаких неожиданностей не выдавал — только синие слюни. Сергий, будто бы на нервной почве, едва усевшись дотянулся до первой попавшейся бутылки и всосал её за два глотка. Судя по запаху — ни разу не компот или что-то лёгкое, дамское. Уж не абсент ли — этого только не хватало.
Я почувствовал, как закачались своды пещеры и начала плясать на поднявшейся волне вся наша площадка. Видя глазами и понимая умом, что всё стоит на месте, как и стояло. Но холодный пот прошиб разом, промочив рубаху на спине. И сердце врезало кадриль. Или «цыганочку». С выходом. Нашарив на столе миску, расписанную под хохлому, в которой был мёд, липовый, кажется, я начал восполнять дефицит глюкозы так, что девчата замерли, вытаращившись на новоявленного Винни-Пуха. В посудине было как бы ни кило. Хватило мне минут на десять. Остатки со стенок я собирал уже согнутым указательным пальцем. Наплевав на хорошие манеры.
Сергий набулькал в кубок давешнего рубинового напитка, сурицы, и пододвинул ко мне.
— Запей. Слипнется, — ну, точно от Болтуна заразился лаконичностью. — Знания будут волнами приходить. Слоями. Каждый последующий — чуть легче. Сколько их будет — представления не имею.
От этой информации легче не стало. От сурицы — ну разве что самую малость, и только после второго кубка. Руки со стола старался не поднимать, тщательно облизав правую от мёда — тряслись они отвратительно.
— Всегда так, — поддержал Сергия Степан, — мужам сложнее всего знания принимать. Старцам чуть легче — у них привычка есть, и опыта побольше. Жёнам да детям тем более — проще всего. У них ни отторжения, ни сомнения — как книжку прочитали или кино посмотрели. А мужики всегда пытаются критическим мышлением пользоваться. Даже когда не надо. Даже когда сами, вроде бы, не планировали. И не попишешь ничего — сам себе не скомандуешь: «принять как есть, на веру, без сомнений!». Давай-ка, Аспид, до койки тебя провожу. Внучка, хватай его под руку. А то глядеть на него — только аппетит перебивать.