Дубль два. Книга вторая
Шрифт:
— Постараюсь, — пробурчал дед, переводя взгляд с одной двери на другую. Глянул и налево, где уходили во мрак точно такие же белые дверные полотна. Разглядеть можно было три или четыре.
— Славно. Я в тебе сроду не сомневался никогда. Удобства все в нумерах есть, — он так и сказал: «нумерах», — попить-перекусить, коли охота придёт, тоже найдётся. Ну что, красавицы, доброй ночи? День-то долог был.
Алиса кивнула и направилась к своей комнате. Павлик растёкся пухлой щекой по её плечу и, кажется, уже спал.
— Можно мне с тобой, Яр? — тихонько спросила Энджи, не выпуская моей руки.
Я
— Можно, солнце. Сам хотел предложить с нами посидеть. А то рванёшь ещё впотьмах повара искать, рецепты выспрашивать. А вдруг он — грузин? — да, привычка скрывать тревогу за дурацкими шутками — страшная, неискоренимая вещь.
Старики хором хмыкнули и почти одновременно развернулись, чуть шурша босыми ногами зашагав обратно. Камень пола здесь, как и везде после бани, где мы шли босиком, был тёплым.
За то недолгое время, что нас не было, на острове-ресторане невидимый и неизвестный кто-то собрал всю грязную посуду, унёс лишние стулья. Мы разместились на четырёх оставшихся, причём Энджи подвинула свой вплотную к моему, обхватив меня обеими руками за правый локоть. Слева сидел Сергий, следующим, почти напротив меня — хозяин. Он, вытянув руку, дотянулся до изящной бутылки без этикетки.
— За дамой сам поухаживаешь? — поднял он бровь, глядя на меня.
Я кивнул, чуть склонившись к Энджи, слушая пожелания. И налил ей из пузатого хрустального графина чего-то, по вкусу, цвету и запаху напоминавшего яблочный компот.
— Ну, вопросов у вас, я так думаю, миллион примерно, — кивнул сам себе Степан, пригубив из кубка.
— Больше, — Сергий наполнил свой фужер и откинулся на спинку стула.
— С какого начнёте? — изучающе посмотрел на нас подгорный епископ.
Мы переглянулись с Хранителем и хором спросили:
— Что с Осиной?
Глава 14
Последние известия
— Не удивили, — проговорил хозяин, задумчиво глядя на фужер, в котором чуть покачивал неизвестный напиток. — Оба, в один голос, и сразу к делу. Ты, Сергуня, наставником всегда был лучшим из известных.
— Кушайте на здоровье, — ровно ответил наш дед, так же наблюдая за своей танцующей в хрустале жидкостью. Мне их беседа напоминала какую-то сцену из старого фильма, где в закрытом тайном клубе так же, за бокалом, обсуждали судьбы мира два невероятно богатых и могучих старичка из Старого света.
— Нет бы про еду спросить, про плавучий ресторан мой, про спа-комплекс. Про электричество, в конце концов, — Устюжанин будто издевался. Или напрашивался на очередную порцию комплиментов и восхищения, по которым, видимо, скучал тут в одиночестве.
— А ты никак собрался помереть внезапно после ответа на первый вопрос? — в голосе Сергия мне почудилась если не явная угроза, то совершенно точно какое-то предупреждение.
— С чего бы? — вскинул брови хозяин.
— Ну, раз не планировал, то ничего нам не мешает после первого вопроса и к остальным перейти. И про гномиков твоих, и про солнечные батареи, и про ГЭС подземную, — голос
— Тьфу ты! Скучно с тобой, старый. И самому, поди, невесело — ничего нового вокруг, одна тоска зелёная, — поморщился епископ.
— Не, мне нормально, Стёп. Живу долго, видел многое, но удивляться не перестаю. Поступкам людским и не только людским. Поведению. Тому, как практически всемогущие не упускают случая пиписьками помериться, — Лина подавилась компотом и мне пришлось похлопать её по спине. Устюжанин, как пишут в романах, «пошёл пятнами».
— Да ну тебя! Опять переиграл! — махнул он рукой с обречённым видом и откинулся на спинку стула. — Непрошибаемый ты, Сергуня! Как деревянный, ей-Богу!
— Говорю же — живу много, видел столько, что ахнуть. Вот давеча, к примеру, на моих глазах новое Древо впервые за почти два десятка столетий наросло в мир. А аккурат перед этим — старое оставило насиженное место да в путь двинулось. Частью — во мне, многогрешном. Потому удивлять меня блеском и мишурой, харчами да питьём — дурацкое дело, Стёпка. А вот за то, что сурицу* мою помнишь, да за привет с родных мест — поклон тебе и благодарность моя, старый друг.
От левой части груди Хранителя будто луч протянулся к хозяину, похожий на те, которыми гладили Павлика Осина и Вяз, только чуть отливавший тёмно-жёлтым, почти оранжевым. Епископ склонил седую коротко стриженую голову, коснувшись бородой вышивки на груди. А когда поднял глаза на Сергия — они блестели.
— Как по сердцу погладил, Раж. Никак я эту твою науку освоить не смог, сколь ни бился. Потому и оставил эти ваши «социальные эксперименты». Потому и живу тут один в камнях. Как куропатка.
— Как глухарь, скорее. Гости вопрос задали давно, а ты всё о пустом токуешь, бесова душа! — не выдержал дед.
— Да хорошо всё с Осиной, что ей будет-то? Небывалое дело, конечно — Древо с Древом встретились. Это ж, почитай, как гора с горой, сроду не было такого, — хозяин развёл руками.
— Бывало, да не раз. Землица-то раньше известная мастерица была горой об гору стучать, — чуть спокойнее отозвался Сергий. — Где они беседуют-то? Не чую я Осины, оттого и тревожусь.
— Зал там такой, непроницаемый вроде как. Система ниппель. Всё, о чём в нём говорено, в нём и остаётся. Я там сам нечасто бываю — тяжко там человеку. Но Древам ни урона, ни ущерба никакого.
Лина навострила уши, забыв и про компот, и про всё на свете, только что на колени мне не перелезла со своего стула, слушая разговор двух Хранителей.
— Твоё-то Древо, какое оно? — вроде бы простой вопрос деда заставил Устюжанина нахмуриться и замолчать.
— А ты, Странник неожиданный, о чём спросишь? — перевёл он суровый взгляд на меня, начисто проигнорировав реплику Сергия.
Я неторопливо покачал в фужере тёмное золото потрясающе вкусного и ароматного коньяка, вглядываясь в радужные блики на хрустальных гранях. Изо всех сил надеясь, что не выгляжу по-идиотски, как пятилетний мальчик, что нарисовал себе фломастером усы, стащил у отца сигарету и теперь сидел, зажав её в прямых пальцах с умным «взрослым» видом. В папкиных тапках на двадцать размеров больше.