Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг

Френч Тана

— Теперь ты — моя семья, — заявил я.

В самой глубине глаз Рози сверкнула далекая улыбка.

— И теперь навсегда — где угодно, — добавила она. — Даже здесь, если не сможешь уехать.

— Нет. Ты правильно говоришь: это значит, что мы должны уехать.

Тогда Рози улыбнулась по-настоящему, широко.

— Какие у тебя планы на всю мою оставшуюся жизнь?

Мои ладони скользнули по ее мягким бедрам; я придвинул Рози по подоконнику к себе. Она обвила ногами мою талию и поцеловала меня губами, сладкими от вина и солеными после танцев. Прижавшись к моим губам,

она все еще улыбалась, и музыка залила нас, и поцелуй стал крепче, и улыбка растаяла.

«Единственная, кто не превратился в собственную мать, — сказал в темноте у меня над ухом голос Имельды, хриплый от миллиона сигарет и бесконечной печали. — Единственная, кто вырвался». Имельда и я — мы оба лжецы, по рождению и по воспитанию, но Имельда не лгала о своей любви к Рози, и я не врал, когда говорил, что она была ближе всех. Имельда, спаси ее Бог, поняла.

Ребенок у яппи заснул в спокойном свете ночника. Его мамочка медленно-медленно поднялась и выскользнула из комнаты. Один за другим гасли огни на Фейтфул-плейс: Санта-Клаусы Салли Хирн, телевизор Дуайеров, знак «Будвайзер», криво висящий на доме волосатых студентов. В номере девятом было темно: Мэнди и Джер уже прижались друг к другу; возможно, ему завтра с рассветом на работу — готовить бизнесменам поджарку с бананами. У меня замерзли ноги. Луна висела низко над крышами, мутная и заляпанная тучами.

Ровно в одиннадцать Мэтт Дейли сунул голову в кухню, внимательно оглядел все, проверил, закрыта ли дверца холодильника, и выключил свет. Минуту спустя свет зажегся в комнате на верхнем этаже, и появилась Нора; одной рукой она распутывала резинку из волос, второй прикрывала зевок. Нора тряхнула кудрями и потянулась задернуть шторы.

Я не стал ждать, пока она начнет переодеваться в ночнушку — если Нора почувствует себя беззащитной, то вполне может позвать папашу разобраться с незваным гостем, — и бросил мелкий камешек в окно. Стекло звякнуло, но ничего не произошло; Нора решила, что это птицы, ветер или осадка дома. Я бросил еще камешек, посильнее.

Лампа погасла. Штора сдвинулась, совсем чуть-чуть. Я зажег фонарик, направив луч себе в лицо, и помахал рукой. Решив, что Нора меня узнала, я приложил палец к губам и жестом поманил ее.

Через мгновение лампа снова зажглась. Нора отодвинула штору и помахала рукой, но это могло означать что угодно: то ли «убирайся», то ли «погоди». Я энергично закивал и ободряюще улыбнулся, надеясь, что луч фонаря не превратит улыбку в гримасу Джека Николсона. Нора задумчиво пригладила волосы; потом — находчивая, как сестра, — оперлась на подоконник, подышала на стекло и написала пальцем: «ЖДИ». Она даже написала задом наперед, чтобы я понял. Я показал ей большие пальцы, выключил фонарик и стал ждать.

Уж не знаю, в чем заключался у Дейли ритуал отхода ко сну, но задняя дверь открылась только около полуночи, и Нора — торопливо, но на цыпочках — двинулась ко мне. Поверх юбки и свитера она накинула длинное шерстяное пальто.

— Господи, ну и дверь! — Нора, запыхавшись, прижала руку к груди. — Я тянула изо всех сил, а она за мной как захлопнется — грохот будто автокатастрофа, слышал? Я чуть в обморок не

упала…

Я улыбнулся и вернулся к скамейке.

— Ни звука не слышал. Ты прирожденная домушница. Садись.

Она словно приросла к месту и пыталась отдышаться, бросая на меня осторожные взгляды.

— Я на минутку, вышла посмотреть… Ну то есть… Как ты вообще?

— Теперь в полном порядке — как на тебя посмотрел. У тебя вид, как будто чуть сердечный приступ не случился.

Нора неохотно улыбнулась:

— Ну почти. Я думала, сейчас па выскочит… Чувствую себя так, будто мне шестнадцать и я по водосточной трубе слезла.

В темно-синем холодном дворе Нора, растрепанная и умытая на ночь, и впрямь выглядела на шестнадцать.

— Вот как ты проводила бурную юность? — засмеялся я. — Ах ты, бунтарка!

— Я? Господи, нет, конечно, ни капельки; с моим-то папашей. Я была хорошей девочкой. Все это прошло мимо меня; я только от подруг слышала.

— В таком случае у тебя есть полное право наверстать все, что можно. Попробуй, раз уж на то пошло. — Я распечатал пачку сигарет и изящно предложил Норе. — Отравишься?

Нора посмотрела с сомнением.

— Не курю.

— Тогда и начинать не стоит. Впрочем, один раз не считается. Сегодня ночью тебе шестнадцать и ты — дерзкая бунтарка. Жаль, я не догадался прихватить бутылку сидра.

Уголок рта Норы снова пополз вверх.

— А почему бы и нет? — хмыкнула она, уселась радом со мной и взяла сигарету.

— Вот и умничка. — Я наклонился к ней и дал прикурить, с улыбкой глядя в глаза.

Нора затянулась слишком резко и зашлась в кашле — я обмахивал ее, мы оба придушенно хихикали и, показывая в сторону дома, шикали друг на друга, и от этого заходились только сильнее.

— Господи! — Нора утерла выступившие на глазах слезы. — Я не создана для этого.

— Маленькими затяжками, — объяснил я. — А можно вообще не затягиваться. Помни, ты — подросток и никотин тебе не нужен; главное — круто выглядеть. Учись у мастера.

Я сгорбился на скамейке, изображая Джеймса Дина, взял сигарету в угол рта, прикурил и выпятил челюсть, пустив длинную струйку дыма.

— Вот так. Поняла?

— Ты похож на гангстера, — хихикнула Нора.

— То-то и оно. Впрочем, если хочешь изобразить изысканную старлетку, тогда так. Сядь прямо, положи ногу на ногу. Теперь опусти подбородок, посматривай на меня искоса, надуй губки, и…

Нора затянулась, изящно повернула кисть руки и пустила дым к небу.

— Прекрасно, — похвалил я. — Теперь ты — официально наикрутейший сорванец квартала. Поздравляю.

Нора засмеялась и повторила трюк.

— Могу ведь, а?

— Ага. Как рыба в воде. Я всегда знал, что внутри тебя прячется плохая девочка.

— А вы с Рози встречались тут? — поинтересовалась Нора.

— Не. Я слишком боялся вашего папашу.

Нopa кивнула, разглядывая тлеющий кончик сигареты.

— Я думала о тебе. Сегодня вечером.

— Да ну? Почему?

— Рози. Кевин. Ты ведь поэтому и пришел?

— Ага, — осторожно сказал я. — Более-менее. Я все выясняю: знает ли кто-нибудь, как проходили последние дни…