Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг
Шрифт:
Ричи, кажется, думал о том же.
— Он придет. Сейчас он ближе, чем вчера ночью, — мечтает узнать, в чем дело. Как только он увидит Джанни…
— Вот почему мы поручили ей переносить вещи на кухню, — сказал я. — Готов спорить: прежде всего он заглянет в дом Спейнов из одного из зданий напротив. Мы рассчитываем на то, что он ее заметит и захочет узнать, чем она занята. А для этого ему нужно вернуться сюда. Дома стоят слишком близко, он не может перемахнуть через стену и пройти через сад. Ему придется пройти по тропинке Оушен-Вью.
Дальний конец улицы скрывался в тени
— Я возьму очки и буду наблюдать за той частью улицы, — сказал я. — Ты следи за этой. Если заметишь активность — любую, — дай мне знать. Если он действительно придет, постараемся не поднимать шума — хорошо, если жители не узнают, что произошло, — но, возможно, он не оставит нам выбора. Помни: парень опасен. Он вряд ли вооружен, но мы все равно будем считать, что оружие у него есть. В любом случае это бешеный зверь, а мы — в его логове. Вспомни хорошенько, что он сделал, — если представится возможность, он поступит так же и с нами.
Кивнув, Ричи передал мне очки ночного видения и принялся быстро и ловко бросать вещи в сумку. Я сложил карту и засунул обертки от сандвичей в пластиковый пакет. Через пару секунд комната вернулась к исходному состоянию — голый пол и шлакоблоки, словно нас тут никогда и не было. Нашу сумку я запихал в темный угол, с глаз долой.
Ричи устроился у оконного проема, выходящего к нижней части улицы. Присев в тени у подоконника, он отогнул уголок пленки, чтобы выглянуть наружу. Я посмотрел на дом Спейнов: «Фиона» зашла на кухню с охапкой одежды, положила ее на стол и снова вышла. Из окна комнаты Джека виднелся слабый свет в спальне Пэта и Дженни. Я прижался к стене у окна и надел очки.
Они превратили море в невидимую, бездонную, черную пропасть. В конце улицы уходила вдаль плоская серая сетка строительных лесов; через дорогу перелетела сова, похожая на горящий лист бумаги. Неподвижность все тянулась и тянулась.
Я думал, что мои глаза застыли в открытом положении, но, наверное, я все-таки мигнул. Все произошло бесшумно: вот улица пуста, а секунду спустя он уже стоит там, огненно-белый, словно ангел среди темных руин. Лицо такое яркое, что на него почти невозможно смотреть. Он замер, вслушиваясь, будто гладиатор у входа на арену: голова поднята, руки свободно свисают, кулаки практически сжаты, готовы к бою.
Не дыша и приглядывая вполглаза за ним, я поднял руку, чтобы привлечь внимание Ричи. Когда он повернул ко мне голову, я поманил его, указывая на окно.
Ричи пригнулся и скользнул по полу к моему окну — так ловко, словно ничего не весил. Его рука потянулась за пистолетом.
Наш человек медленно шел по улице, осторожно переставляя ноги и оборачиваясь на малейший шорох. В руках ничего, на голове — никакой оптики. Мелкие животные в садах бежали прочь при его приближении. Сверкающий на фоне сети из металла и бетона, он казался последним человеком на Земле.
Когда он подошел к соседнему дому, я снял очки, и высокая сияющая фигура превратилась в темное пятно, в беду, которая крадется в ночи к твоему порогу. Я дал сигнал Ричи и отодвинулся от оконного проема. Ричи спрятался в дальнем углу напротив меня; поначалу
Пока он лез, пульсирующий гул, похожий на звук барабана, усилился, а затем стих. Когда его ноги оказались на полу и он повернулся к своему смотровому окну, в ту же секунду я врезался в него сзади. Он хрипло выдохнул и, шатаясь, сделал несколько шагов вперед. Я взял его в захват за шею, выкрутил ему руку и впечатал его в стену. От удара он резко дернулся и потерял сознание — а когда открыл глаза, то увидел перед собой пистолет Ричи.
— Полиция. Не двигаться, — сказал я.
Все его мышцы были напряжены, словно тело целиком состояло из стальных стержней.
— Ради общей безопасности я надену на вас наручники, — произнес я, и мой голос показался мне чужим — холодным и резким. — У вас есть что-нибудь, о чем мы должны знать?
Кажется, он меня не слышал. Я отпустил его, но он не двинулся с места, даже не дернулся, когда я завел ему руки за спину и защелкнул наручники. Ричи быстро и грубо обыскал его, бросая все найденное в кучу: фонарик, упаковку салфеток, мятные пастилки. Где бы он ни спрятал машину, ключи, деньги и удостоверение личности остались там. Он путешествовал налегке — заботился о том, чтобы его не выдало даже малейшей звяканье.
— Я сниму наручники, чтобы вы могли спуститься по лесам, — сказал я. — Не пытайтесь выкинуть какую-нибудь глупость. Этим вы ничего не добьетесь, только сильно испортите настроение нам с напарником. Мы отправимся в отдел и немного поболтаем. Имущество вы получите там. Возражения есть?
Он, кажется, находился где-то далеко — или отчаянно пытался туда попасть. Его глаза, сощуренные от лунного света, смотрели куда-то в небо, поверх крыши Спейнов.
— Отлично, — сказал я, когда стало ясно, что ответа мы не получим. — Будем считать, что возражений нет. Если что-то изменится, дайте мне знать. А теперь пошли.
Ричи спустился первым — неловко, с сумками на плечах. Я держал парня за цепочку наручников; когда Ричи подал мне знак, я расстегнул их и сказал:
— Идите. Но никаких резких движений.
Когда я взял его за плечо и повернул в нужном направлении, парень очнулся и заковылял по голому полу. Он застыл на мгновение в оконном проеме, и я понял, какая мысль промелькнула в его голове, однако сказать ничего не успел — похоже, он представил, что при падении с такой высоты в лучшем случае переломает себе ноги. Парень вылез из окна и стал спускаться, послушный словно пес.
В академии один знакомый прозвал меня Снайпером, когда я в каком-то футбольном матче залепил мяч прямо в девятку. Я был не против, когда прозвище прилипло, — мне казалось, что оно поможет мне не расслабляться. И сейчас, когда я остался один, в моем сознании промелькнула мысль: «Сорок восемь часов, четыре закрытых дела. Ай да Снайпер». Многие сочтут меня извращенцем, и я даже знаю почему, однако суть дела от этого не меняется: я вам нужен.
10