Думай, что говоришь
Шрифт:
Он смотрел на меня с усмешкой.
— Это Лариса? — спросил он, едва я положил трубку.
— Да, она. — (Я не успел, не пожелал, поленился что-нибудь выдумать, раз уж он так…)
— Проверяет…
— Что проверяет?
— Меня. Она совсем спятила от ревности. Всюду следит, где только может. Мне уже неудобно становится перед людьми, с которыми я общаюсь, — сказал он с горечью.
— Почему? Ты ей даёшь поводы?
Он не ответил.
За
— Волки небось не лают, молчат, а? Как ты думаешь? Волки ведь не такие нервные?
Он не ответил.
— А откуда ты с Ларисой знаком?
— Как откуда? — удивился я. — Вы же приезжали вместе на дачу к Вере Тарасовой. Прошлым летом.
— И ты там был?
— Конечно. Ты не помнишь?
— А, ну да… Точно… А правду говорят, что Вера Тарасова — твоя… ну, жена — неофициальная?
— Неправду.
Он был грустен. Мне вдруг стало казаться, что он чего-то ждёт от меня. Сидит и терпеливо ждёт… А потом, когда не дождётся (ибо я не знаю, чего он ждёт!) — что он сделает? Вынет свой пистолет?
Может, это не жена ревнует, а он? Может быть, он меня подозревает?
Не так давно я встретил Ларису в галерее Гельмана. Она была одна. Мы немного поговорили. Ах, вот в чём дело! — Неужели? — Я тогда тоже начал рассказывать про архив, говорил, что хочу написать о Валентине книгу. Она отозвалась, что совсем его не знала: с Павлом она познакомилась уже после того, как Валентин утонул. Поинтересовалась, между прочим, что есть о Павле в этом архиве, — «ведь что-то наверняка должно быть, — ведь они были с Валентином дружны много лет, — или я ошибаюсь?» — Я осторожно сказал, что пока видел лишь малозначимые упоминания о нём — мимоходом, — но я ещё далеко не всё разобрал… Но я видел, что от неё не укрылось моё осторожничанье. Впрочем, казалось, она была удовлетворена, как будто того и ожидала…
— А правду Лариса сказала, что у тебя с собой пистолет?
— Правду, — сказал он и полез в карман широкого длинного пальто, в котором как пришёл, так и сидел на диване напротив меня. Достал пистолет и повертел в руках, разглядывая его рассеянно.
— Зачем он тебе?
— А?
— Я спрашиваю, зачем ты его взял?
— А у тебя есть при себе паспорт?
— Ну, есть… А при чём тут…
— Покажи мне его.
— Зачем?
— Покажи, я хочу посмотреть.
— Но я не вижу
— Пистолет на тот случай, если ты не захочешь показать паспорт, и мне придётся тебя принудить.
— Ах, вот как… — У меня отлегло от сердца, и я даже улыбнулся. — Паша, у меня нет никаких причин не удовлетворить твоё любопытство, — сказал я, вставая, чтобы порыться в сумке. — Но и ты, пожалуйста, удовлетвори моё: зачем тебе понадобился мой паспорт? Подозреваешь, что я публикую свои сочинения под псевдонимом?
— Брось ты это наконец, — поморщился он. — Не делай вид, что…
— О чём ты?.. Нет, я, честное слово… Я просто в недоумении. И очень заинтригован.
Он махнул рукой. (Пистолет отложил в угол дивана.)
Минут пять он, нахмурясь, изучал мой паспорт. Я предупредительно пододвинул к нему настольную лампу.
— Угу, — сказал он, возвращая мне.
— Что — «угу»?
— Пять лет назад ты получил его, — объяснил он без выражения. — Именно тогда, когда ты якобы перебрался в Москву из Киева. Прежний паспорт этого Николая ты, значит, уничтожил.
— Чего?
— Да нет, я просто хотел убедиться.
— Итак, убедился?
— Да.
— В чём же?
— В том, в чём и так был убеждён.
Мой прежний паспорт был потерян, и я не понимал, что значит, что я «уничтожил» паспорт какого-то Николая и что это за « якобы перебрался». Подумав, я осторожно спросил:
— А откуда ты знаешь, что я жил в Киеве?
— Ты сам об этом всем рассказываешь.
— Ну, допустим… Пожалуй…
— Но ты там не жил.
— Почему ты так думаешь?
— Свой старый паспорт ты оставил там на пляже, в Крыму, вместе с одеждой.
Две девочки, гуляющие с собаками (или без собак), остановились прямо позади меня за окном и перекликались с парнями, которые сидели на скамейке в другом углу сада.
— А Ксюха поехала на ВДНХ.
— С Лёхой?
— С каким Лёхой? Ха-ха-ха. С Костиком.
— С каким Костиком?
— Мы пиво не пьём. Ха-ха-ха.
— Только мартини.
— А слушаем только «Иванушки Интернейшнл».
Я хотел встать с кресла, но боялся.
Тут мне пришлось задуматься не на шутку. Я не сводил взгляда с пистолета — чёрного и блестящего на блестящей, чёрной же коже дивана. «Что меня ждёт дальше?» — вот вопрос. Трудно преодолеть жуть и действовать напрямую, но ничего другого мне не остаётся.
Я сказал:
— Паша, я знаю, что ты был лучшим другом Валентина и что ты не можешь оправиться после его смерти до сих пор. Я, пожалуй, из твоих слов могу заключить, что ты меня в чём-то подозреваешь… Может быть, ты склонен винить в этой гибели меня, а? Отвечай прямо. Я его утопил, по-твоему?