Думай, что говоришь
Шрифт:
— Что случилось? Ты откуда?
— Я не мог раньше, — сказал я. — Сделай медиал-шток на двадцать девятой вершине.
— Постой, но мы же договаривались, что ты позвонишь до пол-одиннадцатого…
— У тебя был занят телефон.
— Когда?
— В пол-одиннадцатого.
— Вряд ли.
— Может быть, у тебя часы спешат?
— Может, и спешат, — сказал он беспечно, — но не больше чем на минуту-другую.
— Что ты пускал?
— Реверс и перегруппировку дня. Сейчас статистика началась.
—
— Ну, допустим, — сказал он снисходительно и набрал команду. — Но что ты можешь сделать после реверса?
— Медиал-шток, — повторил я.
— На двадцать девятой? — Он мимолётно задумался и сказал: — У тебя там нет ресурса.
Он ещё не понял. — Так человек, с комфортом летящий в самолёте… Нет, не так человек, с комфортом летящий, не догадывается по неизменному лицу стюардессы: не по лицу стюардессы он догадывается, а по изменённому шуму двигателя. Зато человек, с комфортом сидящий в шезлонге на террасе своей дачи и не слушавший сегодня утром радио, не догадывается по незнакомому шуму, ибо он сам работает на радио и сам готовил вчера утреннюю программу, а сегодня у него выходной.
— Давай посмотрим по базовой карте, — сказал я.
— Ну, давай посмотрим, — снова снисходительно, небрежными тычками ногтей он вызвал базовую карту. Одна за другой начали выплывать вершины из голубоватой мглы, ощетиненные энергетическими коронами.
— Видишь: SERAP, — сказал он, и тут впервые в его голосе замялась маленькая складка. — Ну, SERAP— это ещё не золото, — тут же успокоился он. — Будешь рисковать?
— Да.
— Глупо: не пройдёт медиал-шток.
— Посмотрим.
— А если повиснешь? — спросил он весело. — Провисишь до завтра?
— Нет, зачем? Тогда — статистику и бабки.
— Ну давай. Твоё дело.
— Конечно, моё.
— Ну давай…
— Давай.
— Прости, пожалуйста, а он уже окончил тогда докторантуру?
— Нет, это было за год до окончания.
— Но Сильвия тогда уже не жила с ним?
— Чего не знаю, того не знаю.
— Я, видишь ли, почему спрашиваю. Я познакомился с Сильвией позднее, в 86-м. Это была особа уже серьёзно больная. Просто бешеная в области некоторых видов спорта — ты понимаешь. О нём же она не могла говорить без ярости: просто зверела и начинала ругаться такими словами, которых я и повторить тебе не могу.
— А почему у вас заходила речь о нём?
— Ну — как? А почему у нас с тобой зашла?
— Вот этот бутерброд с креветками ещё свежий: он с утра лежал в холодильнике. Съешь его.
— Не хочу…
— Съешь, съешь.
— И что будет? Ты не намазал на него яду?
— Какой смысл задавать подобные вопросы? Допустим, я отвечу тебе «нет».
— Так нет или да?
— Чего ты пристал? Ешь. Я не знаю. Какие-то были. Вот и проверим.
—
— Да. И вот он мне говорит: «ну, видишь, не всё так просто, как ты думал», — а сам бледный, как мертвец, и пот течёт со лба на щёки, на нос — он даже не замечает. Руки трясутся. Включает свой электрический чайник. «Ну ладно, — говорит, — давай теперь кофе попьём». — «Давай, — говорю, — заваривай. Два часа ночи. Всё равно я теперь не усну». — «Вот и ладно, — говорит, — попьём кофейку, посидим, обсудим ситуацию. Видишь, мосты-то у тебя всё же остались».
— А остались мосты?
— Совсем мало: восемь простых и два изотропных. Ты понимаешь, было бы всё чисто, но после перегруппировки ко мне в фигуру вошли Фома и Лорес — по одной. Ну, с Лоресом я бы договорился, он всё равно ни на что не мог претендовать: рейтинг 380…
— Это после года?
— Да, почти: триста пятьдесят второй день.
— А через кого изотропы?
— Через него же. Причём на Фому — ни одного.
— Н-да… не гладко…
— Ладно, чего говорить. Дело прошлое.
Искушение поэта в снежной пустыне
Звонок. Я включил аппаратуру, увидел на экране человека — высокого, сутулого, в спортивной куртке. Позади него стоял жёлтый лендровер. Там никого не было. Один приехал.
Я спросил:
— Кто вы, мистер?
— Вам привет от Сэма Тилбота, — сказал гость. — Он просил привезти ему дюжину зайцев.
Это был пароль. Я нажал кнопку, ворота открылись. Он залез в машину и въехал во двор. Я нажал кнопку, ворота закрылись. Я вышел ему навстречу. Он подъехал к крыльцу и стал выгружать — всё, что они обычно возят: лыжи, ружьё в чехле, рюкзак с вещами.
Забросил всё за плечо и шагнул ко мне, протягивая узкую ладонь:
— Вы — Фрэд, так надо понимать?
— Ага. Он самый. А вас как звать?
— Боб.
— Ну что ж, мистер Боб. Приехали вы рано, ещё девяти нет. Пороша сегодня отличная. Сразу пойдём?
— Да нет, знаете ли. Я бы отдохнул с дороги.
— Как хотите. Я, честно говоря, ещё не завтракал… Посидим, попьём кофе, а там, глядишь, и соберёмся. Так?
Он что-то хмыкнул в ответ, и я повёл его в комнату, где уже горел у меня камин.
— Вы надолго?
— Дня на два, — сказал он, сбрасывая вещи на лавку. — Тут Тилбот прислал выпивки, говорит: надо пополнить запас.
Развязал рюкзак и начал выставлять: бутылки с джином, консервы, окорок…
— Ну что ж, это здорово. Без выпивки, конечно, нам было бы скучновато…
— Вот и я про то же… Несите стаканы, Фрэд. Чтобы у нас с вами было настоящее знакомство, как говорится.
Пока я сходил в кухню за посудой, он снял куртку и сел у огня, перебрасывая из руки в руку большую бутыль.