Думают…
Шрифт:
— Вы отказались от науки, потому что вас кормили в час по чайной ложке, преподнося ее в виде дистиллированной скуки. Грубо говоря, проблема сознания — старинная проблема духа и тела, завещанная нам Декартом. Мои студенты называют наш институт «Мастерской тела и духа». Мы знаем, что мозг состоит не из нематериального призрачного вещества. Это — не «дух в машине». Но из чего же он состоит? Как объяснить феномен сознания? Неужели это просто электрохимическая деятельность мозга? Нейроны «выстреливают», а медиаторы «скачут» по синапсам? В определенном смысле так оно и есть, мы больше ничего пока увидеть не можем. В наши дни можно провести сканирование нервных импульсов или измерить электромагнитное поле, которое
— А что, если на них нет ответа?
— В нашей среде есть люди, которые думают точно так же. Мы зовем их «мистерианцами».
— «Мистерианцы». Красивое слово. Наверное, я тоже — мистерианка.
— Они считают сознание непостижимым, самоочевидным фактом жизни, который невозможно объяснить как-нибудь иначе.
— А я думала, речь идет о «негативной способности» Китса, — разочарованно говорит Хелен.
— А что это такое?
— «Я имею в виду Негативную Способность — а именно то состояние, когда человек предается сомнениям, неуверенности, догадкам, не гоняясь нудным образом за фактами и не придерживаясь трезвой рассудительности». [1]
1
Из письма Джона Китса братьям Томасу и Джорджу 21 декабря 1817 г. Перевод Сергея Сухарева. — Здесь и далее примечания переводчика.
— Нет, эти ребята не поэты, а философы и ученые. Но зря они отказываются от поисков объяснения.
— И каково же ваше?
— Мне кажется, наш мозг похож на компьютер — вы ведь пользуетесь компьютером?
— У меня есть лэптоп, но я пользуюсь им как печатной машинкой с расширенными возможностями. Понятия не имею, как она функционирует.
— Хорошо, ваш пи-си — это линейный компьютер. Он выполняет ряд последовательных задач за поразительно короткое время. А наш мозг больше похож на параллельный компьютер, в котором несколько программ включаются одновременно. То, что мы называем «вниманием», — определенное взаимодействие различных частей одной системы. Подсистемы и возможные связи и комбинации между ними настолько разнообразны и сложны, что мы не в силах воссоздать весь процесс в целом, по крайней мере на данной стадии развития науки. Но мы «близки к цели», как говаривали в Британской железнодорожной компании.
— Вы что, пытаетесь создать компьютер, который сможет мыслить, как человек?
— Это и есть наша основная цель.
— И он сможет чувствовать? У него будет похмелье, он сможет влюбиться и страдать в разлуке?
— Похмелье — разновидность боли, а боль — твердый орешек для науки, — весело говорит Ральф. — Но я не вижу особой трудности в программировании робота, который мог бы вступать в симбиоз с другим роботом и демонстрировать симптомы душевного страдания, если другой робот выйдет из строя.
— Вы шутите?
— Отнюдь нет.
— Но это же абсурд! — восклицает Хелен. — Как робот может что-нибудь чувствовать? Это же просто куски металла, проводов и пластмассы.
— Пока да, но в будущем мы научимся вживлять электронные элементы в органическую материю. В Штатах уже изобрели синтетическую электромеханическую мышечную ткань для роботов. Можно также создать компьютеры не на силиконовой, а на углеродной основе, подобные
— Ваша «Мастерская Тела и Духа» напоминает современный вариант лаборатории Франкенштейна.
— Если бы, — грустно улыбается Ральф. — У нас не хватает ресурсов, чтобы строить собственных роботов. Работа ведется в основном по теории и моделированию. Это дешевле, но не так вдохновляет. Лабораторию Франкенштейна больше напоминает настенная роспись Макса Каринти.
— А это еще что такое?
— Хотите, покажу? А заодно угощу вас превосходным кофе из автомата.
— Тогда пойдемте.
Официантка приносит счет, Ральф берет его, но Хелен настаивает на том, чтобы заплатить за себя, и он не спорит.
— Может, прогуляемся? — спрашивает он, когда они спускаются по лестнице в вестибюль.
— Давайте.
— Автобус приедет… — он смотрит на свои большие часы из нержавеющей стали, — …минут через десять.
— Нет, мне нравится ходить пешком. Это мой моцион.
— Мне тоже. Я всегда брожу по кампусу, если нет дождя.
Дождя нет, но, похоже, скоро начнется. Серые облака и влажный ветер. Они идут по тропинке вдоль озера, выстраиваясь гуськом, когда им сигналит велосипедист. Вокруг кипит спортивная жизнь. С игровых площадок доносятся возгласы и крики, а в небе то и дело пролетает крутящийся мяч регбистов. На озере студенты в костюмах для подводного плавания занимаются виндсерфингом. Яркие крылья их парусов эффектно контрастируют с темной водой, создается впечатление, что озеро маловато для этой цели: как только парусники набирают скорость, серфингистам приходится делать резкие повороты, чтобы не врезаться в берег или друг в друга. Парусники часто опрокидываются.
— Вспомнила, что мне напоминает это место, — неожиданно говорит Хелен, — Глейдуорлд. Вы бывали там?
— Нет, а что это такое?
— Загородная база отдыха. Прошлым летом я ездила туда с семьей моей сестры. Огромная лесистая территория за проволочной оградой. Живешь в хижинах. В середине, под пластмассовым куполом, такой себе «бассейн с ботаническим садом», а там водяные горки, воронки и так далее. Еще там есть супермаркет, рестораны, спортзалы и искусственное озеро для плавания и виндсерфинга — такое же маленькое. Очень похоже на это место. А еще велосипедисты. Как только приедешь и выгрузишь вещи из машины, больше в нее не сядешь. Все либо пешком ходят, либо берут напрокат велосипеды. За забором есть все, что нужно для отдыха. Наружу выходить не нужно.
— Звучит жутковато.
— Дети, признаться, были в восторге. Но я ощущала себя в ловушке. Охранники запрещали посторонним входить на территорию, но мне постоянно казалось, что они не давали выйти нам самим.
Теперь оба идут молча.
— У меня создалось впечатление, будто вы жалеете о том, что приехали сюда, — говорит Ральф.
— Я просто немного скучаю по дому. Наверное, скоро привыкну, и мне здесь понравится.
— Зачем вы устроились на эту работу?
— Во-первых, нужны деньги.
— Но они же платят вам гроши! — говорит он и добавляет: — Я случайно узнал, потому что состою в Комитете ученого совета по академическим назначениям. Я видел документы.
— Для вас это, может, и гроши, но мне они нужны. Книгами много не заработаешь. Мартин был застрахован, но я получаю очень скромную годовую сумму. Впрочем, вы правы: я устроилась сюда не только из-за денег. Моя дочь уехала на год в Австралию, проведет там год между школой и университетом. Мы запланировали эту поездку, когда Мартин был еще жив, и я не хочу ей в этом отказывать. Все дети сейчас путешествуют. А сын — в Айове на практике, он американист, учится в Манчестере. Без детей дом кажется таким огромным и пустым. Так много воспоминаний. Я думала, смена обстановки пойдет мне на пользу…