Дурак космического масштаба
Шрифт:
Капитан вдруг потянулся и обнял Энрихе. И тот понял, что сидят они с точки зрения этикета недопустимо близко, но ему это уже совершенно никак, а может даже и наоборот, и он даже готов, как Кьё, уткнуться мальчишке носом под мышку.
— Держись за меня, — просто сказал капитан. — Я знаю, на чём стою. На том, что всё в нас — одно. Начало и конец. Я понял. Это теперь из меня ничем не вышибешь. Я сам себе — твердь и почва. Хрен оно нас утащит!
Фиолетовое сияние тянулось к людям. Далёкая кромка синевы давно уже была съедена, и оно взялось за бледную
Небо стало сначала цвета болотной зелени, потом прояснилось и заиграло бирюзой. В воздухе запахло озоном. Лучи не убивали, они обеззараживали.
Фиолетовое сияние ушло дальше, пожирая новые единицы пространства. Задышали, испуганные штрафники, зябко растирал плечи Рос, только собака дремала, легкомысленно раскидав лапы — сияния она не испугалась.
— Я не понял, — сказал Энрихе, которого почти отпустила тошнота. — Это зараза на нас так фиолетовая подействовала, или что-то другое?
И тут же мир встал на дыбы, сознание его метнулось в агонии, и он вжался в теплое плечо капитана.
— Тише, Энрек, — прошептал тот. — Это не сияние. Это… словно тетрадь кто-то листает.
Капитан выругался, напрягся. Энрихе стало тяжело дышать и перед глазами замелькали тёмные пятна.
— Ханер камат, — прошептал он.
— Да пусть хоть сам Хэд. Хрен он меня отсюда сдвинет!
Запылились мои башмаки, Всё стоят и стоят у порога. Мне без бога бродить не с руки Я возьму и придумаю бога Чтобы был он со мной молчалив, Чтоб был строг, и ко мне равнодушен. Чтобы, душу кому-то излив, Снова стал я и глух, и послушен. Чтобы рвали меня на куски Лишь за то, что, мол, ценят и любят, Что б я с вами не сдох от тоски, С теми, кто называются "люди".Напев разрывал душу. Но даже кускам души не было места на безжизненной планете, и они скреблись, требуя снова открыть им грудную клетку.
Пел рыжий штрафник, тот, что спорил недавно с Костой. И зелёная тишина аккомпанировала хриплому грудному голосу, возможно, даже подпевала.
Не найти мне по сердцу причал, И никак одному не согреться. Во Вселенной нет больше плеча, Что б я смог на него опереться. ЗапылилисьЭнрихе открыл глаза. Придумать бога… Капитан что-то говорил про это? Или приснилось?
Хаго дремал. Рос сидел раскачиваясь, обхватив голову руками. Штрафники развели костёр, разложили сухой паёк — галеты, саморазогревающиеся консервы.
— Там шоколад есть под сидением первого пилота, — сказал, открывая глаза, капитан Пайел. — И настойка какая-то. — Хьюмо, посмотри?
Рос поднялся и, покачиваясь, пошёл почему-то ОТ нашей шлюпки.
— Хьюмо, — окликнул капитан.
Пилот повернулся и застыл на несколько секунд, непонимающе глядя на нас.
— В нашей шлюпке, — тихо объяснил капитан. И показал рукой.
Рос вздохнул, полез в люк.
— Ты живой, Энрек? — спросил капитан.
Энрихе хотел было встать, но быстро передумал.
Рос вернулся с плоской пластиковой бутылкой, перевязанной незнакомой надписью.
— Трофейная? — заинтересовался Коста.
— Из Белой долины, — отозвался капитан. — Так с тех пор под сидением и лежит…
— Нас тут бросили что ли? — спросил Рос, и штрафники притихли.
Это был именно тот вопрос, который интересовал сейчас всех, кроме капитана и иннеркрайта. Те — вообще ни о чем не в состоянии были думать.
— Колин не бросит, — ответил капитан.
Энрихе почувствовал в нём уверенность спокойную и твёрдую, и снова закрыл глаза. Мир стал кружиться меньше, но долгое смотрение — утомляло.
— А что это было? — спросил рыжий штрафник, осмелев от глотка пущенного по кругу спиртного.
— Смещение паутины реальности, — спокойно пояснил Энрихе, не открывая глаз. — Кто-то, умеющий, начал воздействие на паутину. Но введённая программа не смогла точно наложиться на существующий вариант реальности. Что-то помешало. Не знаю что. Но в результате равновесие сместилось. Нас потащило по вариантам — разные ветки, разные решения… Разум перестал контролировать изменения, поэтому у кого-то могли быть галлюцинации, головокружение или тошнота. Или — всё сразу. Разум устроен так, чтобы не замечать минимальных изменений, при переходе на другой вариант развития событий. Но, когда изменений слишком много, они всё-таки фиксируются, и можно сойти с ума.
— Только у нас так было, или везде? — спросил хаго.
— Везде — по-разному, но отголоски прошли, особенно по точкам разрыва.
— А это что? — судя по голосу, о паутине капитан не знал ничего.
— Это места особо значимых событий. Где от определённого поступка зависит, по какой ветке события пойдут дальше. Вот тут, у нас, тоже была "точка". Я мог найти, или НЕ найти тебя, например. Но я не знаю сейчас, это ли сыграло свою роль или что-то ещё. Событие в точке разрыва может быть и мелким, незаметным. Вроде — побрился ты или нет…