Дураки, дороги и другие особенности национального вождения

Гейко Юрий Васильевич

Между тем наш караван придвигался все ближе и ближе к «социалистическому лагерю». Вот уже пулеметные вышки пошли вдоль Берлинской стены (она пала через три месяца после того, как мы оставили ее позади), вот потянулась колючая проволока советских гарнизонов, затопали по обочинам кургузенькие наши солдатики, задымили по дорогам убогие «Трабанты», «Жигули», «Москвичи», армейские машины...

Даже жаль, что канул в историю «двойной» Берлин, – переезд из одной его зоны в другую, чудовищно разные ауры этих зон, их «интерьеры»: казарменно-гнетущая картинка социалистического города и празднично-изобильная – вольного города Берлина, сменяемые в течение одной-двух

минут, – это потрясение на всю жизнь.

Вот уже пошла Польша – та же «колючка» наших гарнизонов, тот же социализм. Все ближе, ближе Брест – западные ворота «империи зла», такой родной, такой долгожданной империи, где в брестской сберкассе, прямо у таможни, лежат наши спонсорские пятьдесят тысяч рублей налом – целое состояние! И уже мы будем заказывать гостиницы, мы будем их, итальяшек, кормить, поить, давать им суточные, кончится наконец эта наша унизительная экономия, и заживем мы по-человечески!..

И как только пошел вдоль обочин «социализм», с нашими итальянскими спутниками начались замечательные превращения: все любезнее становились они с нами, все чаще встряхивали пачкой «Мальборо», стоило лишь нам сунуть в рот «Яву», и даже стали угощать нас баночным пивом! Оказалось, что все они в моей стране впервые.

– Юрий, – спрашивала американская журналистка Сусу, вертя в руках металлический рубль, – а что на это можно купить?

– Пачку сигарет, чашку кофе и два бутерброда, – с нескрываемой гордостью отвечал я.

– Можно пообедать, – подхватывал кто-то из наших.

– Ну уж пообедать – это ты загнул, – охотно поддерживал разговор третий. – Позавтракать – можно.

Сусу страшно удивлялась, но не верить не смела:

– Так много? А почему же рубль тогда ничего не стоит в Америке?

Тут уж каждый отвечал кто во что горазд. Рогацци [3] прислушивались и заваливали нас вопросами:

– А сколько стоит пальто? А меховая шапка? А рубашка? А доллар?

Мы называли цифры (доллар тогда стоил у фарцовщиков семь-восемь рублей, а официально – пятьдесят шесть копеек), а они удивленно качали головами: «Фантастика!»

Я понял позже, что со своими пятьюстами тысячами баксов в карманах эти мальчики могли купить в СССР все что угодно, вплоть до машины, что они, вчерашние безработные, почти что самое дно западного общества, начинали чувствовать себя чуть ли не крезами, въезжая в нашу «страну сказок».

3

Рогацци (итал.) – ребята. – Примеч. авт.

Но их восторг мерк перед их страхом: гораздо больше они этой страны боялись.

И вот он, Брест, – граница, таможня: полосатые шлагбаумы, длиннющие очереди машин, казарменные запахи, архитектура и лица.

Наш итальянский лидер Гвидо беспомощно утыкается на своем «Исудзу» автоколонне в хвост.

Я элегантно выхожу на «Москвиче» в пустой встречный ряд, машу и ору всем: «Андьямо!» [4] – и подвожу колонну к самому шлагбауму.

– Доложите начальству: кругосветный автопробег «Караван Колумбов» прибыл. Я – из «Комсомольской правды».

4

Андьямо (итал.) – вперед. – Примеч. авт.

Здесь

у нас, конечно, все давным-давно схвачено: в соответствующие папочки легли еще месяц назад мои письма – написанные полгода назад на бланке «Комсомолки» в высокие инстанции, с высокими резолюциями Минобороны, КГБ, – таможне, пограничникам, «Интуристу», ГАИ: «Содействовать», «Пропустить», «Поселить», «Сопроводить». Здесь нас давно ждут, запускают через отдельный въезд, подходят специальные, особо внимательные служивые: «Откройте, пожалуйста, багажник», «Закройте, пожалуйста, багажник» – пять минут, и мы из пограничной зоны выезжаем. А там!..

Это неожиданно даже для меня – милые девочки в национальных белорусских одеждах, да с хлебом-солью, да кто-то из отцов города да из руководства ЦК ЛКСМ Белоруссии, да оркестр народных инструментов играет, да пиво белорусское, да «Зубра беловежского» подают на подносах с закуской!..

Мама моя родная! – сигара выпадает из губ Гвидо, Бруно забывает о своих фотоаппаратах (наш телевизионщик-то снимает), и лица у итальянских хлопчиков такие растерянные, что я начинаю за их головки опасаться. Да что они – мне самому неловко, я-то знаю, что никакие они не высокие гости, а обыкновенные итальянцы, американка и немец, половина – вчерашние безработные. Но потом я вспоминаю, что мы же – пробег, кругосветный, международный, караван же «колумбов» мы! Землю святую везем во флакончике, за мир и дружбу мы, в конце концов! А потом, почему это я решил, что так итальянцев встречают? Да это нас, своих, так встречают, меня, например!

И все встает на свои места, только от пива и водки все отказываются:

– Нельзя – за рулем.

– Можно, – басит кто-то из отцов города. – Никто здесь вас не тронет, вас до гостиницы ГАИ сопровождать будет, пейте!

Переводим сказанное итальянцам, американке и немцу, и тут уж лица у них вовсе вытягиваются огурцами: «И вправду – страна сказок!»

Выпили, закусили, едем устраиваться в гостиницу, а вечером на ужин – в интуристовский брестский ресторан.

Вот они, наш триумф и наше торжество: сдвинутые столы – до горизонта, а на них коньячок армянский, водочка столичная, шампанское советское, икорка красная и черная, балычок с салатиками, котлетки по-киевски с боржомчиком, и рыбка соленая, и колбаска копченая – ну что, рогацци, слабо вам все это в вашей Италии? Это вам не «Макдоналдс» с пиццей да бокалом пива на халяву!..

...Дураки мы были, дураки, я потом это понял. В Америке.

Рядом свадьба наша гуляет-накаляется: рожи краснеют, глаза дуреют, вот уже гармошка в ход пошла, меха рвут, глотки дерут, бабы орут визгливыми голосами, друг друга перекрикивают, кто-то уже на пол валится, посуда звенит...

Смотрю, притихли европейцы, боржомчик отхлебывают, шампанское по глоточку пригубливают, а коньяк и водка так нераспечатанными и стоят. Не понимают, глупые, что, кроме нас, их тут десяток кагэбэшных глаз блюдет, некого им бояться.

Тут уж наши за угощение принялись – истосковалась в Европах душа по-домашнему. В общем, пошел дальше нормальный русский вечер с нормальным общением.

А наутро мы берем курс на Минск.

СССР

Первые километры по нашей земле для всех иностранцев оказались потрясением.

Мы долго не могли понять, почему все они так медленно едут: восемьдесят км в час – максимальная! Ведь мы так ни в какой график не уложимся.

Когда на одной из остановок они раздали всем рации, а мы их включили, все стало ясно.