Дураки
Шрифт:
Вот и написалось. Но Виктор Евгеньевич не рассчитал своих сил. Стремясь уложиться в сроки, пыхтел без передыху, выжимал не по три, а по пять-шесть страниц в день. И в конце концов пережал, сломался, зашел в тупик.
Как-то подправил, подсократил, вычистил — получилось восемнадцать страниц. А дальше — хоть застрелись. Ни сил, ни времени на концовку не оставалось.
Тут позвонил Капуста:
«Вези. Будем смотреть, что получается».
«Еще два дня», — взмолился Дудинскас, но нетвердо. Никакой уверенности, что за эти два дня он сможет завершить
Капуста сразу почувствовал слабинку:
«Вези, что есть. Ждем к шестнадцати ноль-ноль».
Виктор Евгеньевич приложил в конец рукописи последние три страницы, взяв их, не глядя, из прежней, забракованной москвичами программы.
Надежда Петровна посмотрела удивленно.
— Ладно, печатайте, потом прочтется, выправится...
Без пяти минут четыре он уже входил в кабинет премьер-министра Михаила Францевича Капусты. Вместе с Месниковым. Больше Капуста никого не позвал.
— Давайте вашу болванку.
Михаил Францевич взял — не взял, а выхватил — листки и, водрузив очки, прочел название:
«Республика может выйти из кризиса».
Довольно крякнув, принялся читать.
«Интересы национального спасения требуют от нас оставить нерешительность и последовать здравому смыслу и экономической логике. Необходимы чрезвычайные шаги, которые позволили бы Республике продержаться на гребне, не оказаться затянутой в общую воронку, не скатиться к полному развалу и нищете...»
Читал премьер-министр громко и с выражением, почти декламировал. Ни разу не сбившись, несмотря на то что читал с листа.После каждого абзаца удивленно поглядывал на Дудинскаса поверх очков, от видимого удовольствия все больше распаляясь.
«...Сегодня вопрос выжить или не выжить — это вопрос веры в избранный путь крынку, без которой невозможна мобилизация сил. Вопрос доверия к власти...»
— Красиво излагает, писака.
Не дочитав страниц четырех, Капуста заглянул на последнюю:
— Двадцать две, как в аптеке.
И тут же потянувшись к селектору, отдал помощнику распоряжение:
— Главных редакторов всех республиканских газет зовите сюда немедленно. Хоть из-под земли... И пусть подзадержат работников своих редакций. — Повернулся к Дудинскасу, не замечая его попыток протестовать: — Будем печатать слово в слово. На завтра.
— Может быть, стоит показать в ЦК? — осторожно спросил Месников.
— Перебьются, — отрубил Капуста, раздраженно скривившись, потом пояснил, как бы себя уговаривая, успокаивая: — Им сейчас не до этого. Они, — передразнил, — «свято следуют принципам». И спасают партийную собственность... Ничего, прочтут в газетах.
— А как же с москвичами? — все-таки вставил слово Дудинскас.
Выйдя из-за стола, Михаил Францевич Капуста подошел к Виктору Евгеньевичу и крепко пожал
— Спасибо. Будут вопросы — обращайтесь. Это вам зачтется.
— Будет скандал, — пролепетал Дудинскас уже на пороге.
Но его не слышали. Капуста с Месниковым уже обсуждали другие, не менее насущные дела. С кризисом было «покончено».
Назавтра, купив свежую газету, пробежав глазами текст и добравшись до финала, Виктор Евгеньевич содрогнулся. Это был кентавр,некое чудовище с головой женщины, но хвостом и копытами коня.
Как и было велено, никто не поправил ни слова. Ко всем рыночным призывам Дудинскаса, ко всем щедро розданным им обещаниям немедленной либерализации экономики был подверстан (его собственной рукой!) дубовый текст концовки:
«Предоставить органам управления право регулировать размещение заказов... усилить жесткий контроль за ценообразованием... снимать с работы руководителей за самовольное применение договорных цен... запретить предприятиям расчеты валютой...
Принять меры... пресекать саботаж... смещать руководителей... привлекать к уголовной ответственности...»
Короче, шаг в сторону — расстрел. Дудинскас подумал, что этой концовкой его и расстреляли. Точнее, он сам себя расстрелял.
Но никакого скандала не произошло. Вообще никакой реакции не последовало. Из чего Виктор Евгеньевич понял, что его «шедевр» не дочитал до конца не только Михаил Францевич Капуста, но и вообще никто.Кроме Вовули Лопухова, который прочел все до последней строчки и протянул обескуражено:
Вот те и хрен да копейка...
Имея в виду, что он как бы напрасно вкалывал две недели без шефа, понадеявшись на реформы, которые тот протолкнет.
Потом, немного подумав, Вовуля рассудил вполне здраво:
— Ладно с них! За такую дорогу, блин, ничего не жалко. На шефа он несколько дней смотрел с нескрываемым обожанием. И еще с полгода всякий раз по пути в деревню, добравшись до поворота, где начинался новый асфальт, недоверчиво хмыкал. Хотя «возню» Дудинскаса с подсобным хозяйством он изначально считал пустой блажью. Закапывать бабки и ждать, пока вырастет дерево с золотыми в «стране дураков», ему категорически не хотелось. Хорошо хоть с асфальтом выпала халява...
Но история с дорогой воодушевила не только Вовулю.
Еще дорога не была закончена, еще ползали по черному гуталину асфальта тупорылые катки, как в Дубинки приехал Анатолий Карпович:
— Ладно, считайте: вы меня убедили. Завтра приступаю. Иначе с картофелем не успеем. У себя я уже посеял.
Про Карповича, фермера из соседнего района, Виктор Евгеньевич прочитал в газете и вот уже два месяца подбивал перебираться в Дубинки управляющим.