Дураки
Шрифт:
— Правильно. Надо выручать, — цинично оживился Селюнин.
Капуста с сомнением посмотрел на Дудинскаса.
— Этот понимает, — авторитетно поддержал приятеля профессор Ягодкин. — Он сделает. А мы потом все вместе посмотрим, поправим, — не моргнув глазом, соврал он.
На том и порешили, к всеобщему облегчению. Завтра к обеду все сдают Виктору Евгеньевичу свои замечания и предложения, люди Капусты подвезут необходимые материалы...
Михаил Францевич под локоток вывел, почти вытолкал Дудинскаса на улицу. Теперь они вдвоем прохаживались по аллее вдоль охраняемого забора. Уже набухали почки,
— Значит, так. Творить будешь здесь, тут все условия, мы тебя здесь и поселим. Я пришлю команду специалистов, там их человек двадцать. Институт экономики, Комитет по статистике, юристы, Госэкономплан... В полное твое распоряжение.
— Спасибо, Михаил Францевич. Только мне никто не нужен. Сначала я напишу болванку...Капуста посмотрел недоуменно.
— Это у нас так называется, — пояснил Дудинскас. — Первый, грубый вариант. А ваших уже потом подключим. Цифры вставить, уточнить какие-то детали.
— Ничего, пусть сидят.
— Как хотите. Но мне нужна только машинистка и толковый курьер.
— Ты лучше скажи, сколько тебе нужно времени, — Капуста посмотрел на часы.
Виктор Евгеньевич в уме прикинул. Газетный лист — это двадцать две страницы на машинке. За день у него обычно выходило не больше трех-четырех.
— Минимум неделя.
Теперь Капуста прикинул. «Болванку» придется ведь еще перекраивать...
— Пять дней. Надо уложиться в пять дней.
— Семь, — твердо сказал Дудинскас. — Причем два дня вообще выпадают. Мне ведь надо разобраться с гостями.
Про гостей Михаилу Францевичу было понятно. Это святое, экономика потерпит. Он был все-таки свой мужик,приоритеты понимал правильно.
— Жаль, но у меня с вами в деревню не получится, — сказал он, оправдываясь. — Надо в столицу отскочить. Вы уж там с Владимиром Михайловичем... Они когда уезжают?
— Селюнин сегодня, остальные послезавтра вечером... Вы не беспокойтесь, с Геной Ягодкиным я договорюсь, Геннадий Степанович — человек свой: текст передам ему факсом, они там посмотрят, и в следующий понедельник он будет здесь. Со всеми поправками.
Когда они вернулись в банкетный зал, Месников, весь вечер угрюмо молчавший, а теперь оживший и увлеченно толкующий с москвичами, посмотрел на Дудинскаса с благодарностью и даже заговорщицки подмигнул. Виктор Евгеньевич деланно вздохнул, двумя руками обхватил голову, потом погрозил ему кулаком.
Что будет с антикризисной программой, пока еще не очень ясно, но вот отношения с первым вице-премьером, похоже, по-настоящему сделались.
— А как с гонораром? — поинтересовался Стреляков, когда, отдав честь, милиционер закрыл за машиной хозяев резиденции железные ворота. — Зажмут ведь, как всегда, гады.
В разговоре он не участвовал, так как еще после обеда, не снимая ботинок, прилег отдохнуть и заснул. Вышел к столу уже к шапочному разбору, теперь босиком.
— Презираю я эту нашу холопскую готовность вкалывать за еду...
Приехав в Дубинки к середине дня, друзья Виктора Евгеньевича
Часа два ходили, рассматривали, расспрашивали. Больше всего зацепило Стрелякова. Зависть крестьянская из него так и перла.
— Во раскрутил! Это же интереснее, чем сочинительствовать!
Сюжетов и впрямь хватало. Дудинскас, рассказывая, упивался. Еще и оттого, что Стрелякова в знании жизни он как бы переплюнул:
— В магазинах шаром покати — надо выделять садовые участки работникам издательства и всем, кто в городе. Чтобы как-то могли прокормиться. На правлении принимаем решение: по четыре сотки каждой семье. Сразу скандал, сразу обиды: «Земли вам жалко, что ли?» Ладно, как хотите. Земли не жалко. Запахали поле трактором. Не с лопатами же упираться. Вдоль дороги выставили вешки: каждому желающему отмерили по восемь метров. Это, мол, ширина участка. А в длину — бери сколько хошь... В первый же теплый день понаехали семьями, стали на карачки и вперед. Сколько освоишь, столько твое. Один Дима Небалуй, мой водитель, вы его знаете, отказался: «С ума посходили! А мне, говорит, не надо...» Короче, по четыре сотки освоили только две семьи. Одно дело — на собрании выступать, другое — на земле упираться... Это вам к вопросу, раздавать ли крестьянам землю. Раздавать-то можно, но вот кто возьмет.
— Что значит, кто возьмет? — возмутился Стреляков.
— То и значит. Мы вот построили два дома. Один для управляющего, другой для семьи свиноводов. Свиньи — дело тонкое, им нужен особый уход. Объявили конкурс, опубликовали условия. Во-первых, семья должна быть полная — отец, мать, дети, теща, во-вторых, хозяин чтобы непьющий; в-третьих, они должны хоть что-то в работе понимать... С отделкой дома не спешим — приедут, пусть обустраиваются на свой вкус, а мы пока к ним и присмотримся, а то потом не выселишь... Кроме дома обещаем еще и денежную ссуду. Покупайте поросят, корма, сами хозяйствуйте, а мы будем у вас приобретать свинину, причем по рыночным ценам...
— Ну? — спрашивает Стреляков.
За телефильм про фермера «Вологодский мужик» он только что получил госпремию. Дайте, мол, землю, дайте свободу, мужик мой вас и накормит. Он, мол, истосковался. И сам знает, что делать.
— Недавно пришли два факса... — Дудинскас злорадно помедлил, дразня приятеля. — Из Голландии. На таких условиях не одна, а даже две семьи согласны, если продадим землю.
Стреляков насупился:
— А наши?
— Нашим не подходит, — вставил Ягодкин, при этом подбородок он вскинул, изобразив гордого сокола. — Слишком уж ты, Витя, задираешь планку: так прямо чтобы еще и непьющий.
— Вы только не вздумайте и впрямь голландцев выписывать, — вдруг забеспокоился Месников. — Для отечества будет позор.
— То есть вы утверждаете, — Николай Шмель обратился к Дудинскасу, — что вопреки сложившимся представлениям, — на Стрелякова он посмотрел, как учитель на двоечника, — наши фермеры страну не прокормят?
В Дубинках ему заметно нравилось, хотя повидать в жизни пришлось многое — и за «бугром», и за океаном.
— Глупость это, — отрезал Дудинскас.
— Почему глупость? — вступился за модную идею Месников.