Дурман-звезда

Прягин Владимир

Он вскочил на ноги; маска холодного равнодушия дала трещину, и стало вдруг отчетливо видно, что аристократ - совсем еще молодой парнишка. Лицо его пошло пятнами, а в глазах полыхнуло чистое, незамутненное бешенство. В эту секунду он себя совершенно не контролировал. Судорожно схватился за меч, замахнулся и рявкнул:

– Сдохни!

4

Скажу честно - не знаю, как я бы отреагировал, если бы длинноволосый ударил молча. Что поделать, я всего лишь "голем, лишенный души", как изящно сформулировал жрец. Меня мало интересуют дела людей, и я не

вмешиваюсь в них, если не имею прямых инструкций. Сейчас ситуация меня никак не касалась. Мысли мои были заняты сменой циклов и предстоящей казнью. Но, прежде всего, я наслаждался спокойным осознанием того факта, что уже через каких-нибудь три часа я перестану видеть и этот город, и его обитателей, и бледное, словно запыленное, небо, с которого таращится желтый безумный глаз. Одним словом, резню в трактире я наблюдал спокойно, как беспристрастный зритель. Семейная разборка аристократов меня тоже не особенно волновала. Да, девчонку было немного жаль. Но судьба есть судьба. Ценность жизни под этим солнцем, мягко говоря, относительна - кому об этом знать, как не мне...

Но Ястреб, на свою беду, не сдержал эмоций. Мало того - он умудрился выбрать то единственное слово из всех, которое сейчас могло ему помешать.

Сдохни. Так было написано на портрете Угря.

Живи. Так звучала команда на парусине.

Простейшая инструкция, принятая мной к исполнению. Проще некуда. Тот, кому пожелали смерти, должен остаться жив.

И когда я услышал: "Сдохни!", у меня сработал рефлекс.

Я подставил свой клинок под удар.

Звякнула сталь.

Аристократ не сразу осознал, что случилось. Он словно не видел, что его меч наткнулся на препятствие. Рычал, усиливая нажим. Потом, наконец, в его взгляде появилось что-то осмысленное. Длинноволосый медленно перевел глаза на меня. О, это впечатляло! Примерно так же он посмотрел бы, наверно, на ожившую табуретку, если бы та вдруг заговорила с ним о погоде.

– Ты!..
– у него не хватало слов; дыхание перехватило от ярости.

– Не нервничай, - сказал я.
– И оставь в покое девчонку.

– Да как ты смеешь?..

– Остынь, говорю. Выпей пива, оно холодное. И вали отсюда. Вместе со своими пернатыми.

Надо отдать ему должное - он быстро сумел овладеть собой. Понял, что обычный простолюдин не посмеет разговаривать таким тоном. Мой клинок, на лезвии которого мерцали фиолетовые разводы, тоже не ускользнул от его внимания.

Когда Ястреб снова заговорил, голос его звучал бесцветно и тихо. Он даже не угрожал - просто констатировал факт:

– Не знаю, кто ты. Но умирать ты будешь долго. Я обещаю.

– Тоже мне, новость. Но ты здесь ни при чем, Ястреб.

– Посмотрим.

Он отступил на два шага и скомандовал:

– Взять!

Обычно я убиваю только в том случае, если это необходимо для дела. Быстро и без лишних эффектов. Но то, что я ощущал сейчас, походило на опьянение. Мне было легко и радостно, потому что этот длинноволосый юнец снял с меня ответственность за последствия. Одним единственным словом он перевел себя в разряд тех, кто мешает предначертанию, и теперь

принадлежал мне. И, да простит меня солнце, я больше не вижу смысла быть аккуратным, потому что любые огрехи просто ничтожны на фоне того, что нас ожидает вечером...

Узор на моем клинке шевельнулся - словно отсветы молний пробежали по лезвию.

Живая сталь просила напоить ее.

Сделаем.

Краем глаза я уловил, как солнечный луч, проникший через окно, подсвечивает лиловую пыль, и мне подумалось вдруг, что вся эта сцена похожа на картинку из волшебного фонаря, который я однажды видел на ярмарке. Там свет от лампы, пройдя сквозь линзу, создавал в клубах дыма фантастические видения. Картины эти были красочны и заманчивы - пожалуй даже, иногда они казались реальнее, чем те, что сейчас мелькают передо мной...

Первый боец атакует, но слишком медленно - словно застревает в лиловой взвеси. Я, сократив дистанцию, отсекаю ему руку по локоть. Он орет; пинком ноги я отправляю его на ближайший стол. Там тоже кто-то визжит. Нагибаюсь, пропуская над собой блестящее лезвие. Бью с разворота. Мой клинок, разрубив доспех, доходит до позвоночника. Такие удары неэкономны, но сейчас я пьян, и мне хочется кромсать на куски. Выдергиваю клинок и, продолжая движение, впечатываю локоть в лицо еще одному противнику. Слышу отчетливый хруст костей.

Узор на моем мече становится ярче, как будто взбухают стальные жилы, наполненные фиолетовым светом. Сталь утоляет жажду. Вибрирует от восторга. Живет.

Удар, еще удар, блок. Смещаюсь в сторону, уклоняюсь, увертываюсь. Один из Ястребов, промахнувшись, подставляет мне шею. Не раздумывая, сношу ему голову. Рублю направо, налево, перед собой. Хлещет кровь, в ушах звенит от истошных воплей.

Последний боец, оставшийся на ногах, уже не думает об атаке. Поднимает меч, защищаясь, и мой клинок перерубает чужую сталь. Ястреб испуганно таращит глаза, но я уже снова бью, и лезвие с фиолетовыми разводами разваливает его почти надвое - от правой ключицы к левому боку.

Перевожу дыхание. Оглядываюсь вокруг.

Пол залит кровью, повсюду трупы - всего, пожалуй, с дюжину наберется. Отрубленная голова закатилась под лавку. Кто-то блюет в углу. Двое селян тихонько, по стеночке крадутся к двери.

Длинноволосый аристократ, который не участвовал в драке, стоит напротив меня. Он бледен, но сохраняет хладнокровие. Меч вытаскивать не спешит.

Я вытираю свой клинок, который постепенно тускнеет, и спрашиваю:

– Ну, что? Продолжим беседу?

Вообще-то, исходя из логики последних событий, мне следует его просто прикончить - без долгих объяснений и разговоров. Я даже начинаю поднимать меч, но рука вдруг наливается тяжестью, и волной накатывает усталость. Как будто судьба мне шепчет: "Хватит, ты сделал уже достаточно". Ну, что же, я привык к ее странностям. Главное - сейчас этот хлыщ не причинит девчонке вреда. А что будет в следующем цикле - уже не моя забота.

Он пятится и от двери бросает:

– Я запомню тебя. Найду и рассчитаюсь за все - кто бы ты ни был, человек или тварь из тени...