Дурная кровь
Шрифт:
— Да ну что ж такого в прошлый раз случилось?
Девчонка пожала плечами, всё так же смущённо ковыряя ногтем пол.
— Тут же всё то же самое! — недоумевал мужчина. Ох, бедная девочка даже не представляет, насколько то же самое! Знать не знает, что, скорее всего, в обоих местах колдовал один и тот же человек, что цель у него одна и та же…
— В тот раз ты рядом был, — прошептала она.
— Я и сейчас рядом. Вот, видишь, — наёмник переплёл свои с пальцами девушки и приподнял руки, чтобы видела: — Тут я. Колдуй давай. Ты же хочешь защитить старуху?
Дурная
— Поцелуй меня, — потребовала она уверенно, посмотрев, наконец, Верду в глаза.
Охотник опешил.
— Что сделать?
— Поцелуй, — синие омуты смотрели твёрдо, лишь сверкали хитро, по-звериному. — Мне нужно… что-то. Что-то сильное. В тот раз я разозлилась. Потом за тебя испугалась…
— А как раньше в деревне управлялась? — подозрительно уточнил наёмник.
Талла укоризненно склонила голову: сравнил тоже! Вылечить головную боль или сражаться с другой колдуньей в неравном бою…
— Что, прямо целовать? — мужчина едва не сделал трусливый шаг назад. До зуда захотелось разомкнуть ладони. — В щёку?
Талла прищурилась. Сам, мол, знаешь.
Вот же шварги раздери! Мало, что ли, Верд баб перетискал? И целовал тоже, случалось. Иные и довольны оставались, когда всё… Ну, потом, словом.
Так почему же он, точно неуклюжий пацан, мнётся под этим упрямым взглядом синих озёр? Почему нырнуть в них, раствориться без остатка, утонуть, умереть, чтобы заново родиться кем-то совсем другим, — так страшно?! И почему так желанно?!
Губы требовательно, призывно аллели на её бледном лице. Рот приоткрылся, девушка потянулась навстречу…
— Дурная! — выругался Верд и поскорее отвернулся, пытаясь думать о чём угодно, лишь бы не об этих алых губах.
Свистнуло и хлестнуло. Сильнее, чем плеть хлещет обленившуюся лошадь. Обернувшись, наёмник обнаружил покрасневшую от злости колдунью. Руки её сверкали в обрамлении серебряных нитей, точно девчонка в исступлении сорвала светящуюся паутину из пыльного угла чулана.
— Я не ребёнок, Верд! — зло крикнула она, снова не глядя, не думая, размахивая руками. Хлёсткие удары оставляли трещины на стенах каменной часовни. — Когда ты поймёшь это наконец?!
Не ребёнок она, как же! Обиженно топает ножкой, кричит, не получив желаемого, вот-вот сорвётся в истерику!
Она бы кричала ещё. Долго, зло. Она имела на это право!
Но снаружи ответило эхо вопля.
— Санни!
Верд выскочил как раз вовремя, чтобы увидеть, как безвольно, точно кукла, падает обратно в могилу мертвяк, ухвативший служителя за руку. Санторий как был, на четвереньках, отполз назад:
— Я хотел… Я… тут скользко, а этот… Я только немножко провалился и сразу вылез…
— Санни! — Талла кинулась следом, бегом помчалась к другу.
Испуг всё ж и правда помог: разнеся половину часовни, едва не устроив обвал из каменной крошки, колдунья сумела уничтожить остатки чужой магии. Поэтому могилы проседали одна за другой, облегчённо вздыхая. Больше мертвяки не принесут зла ближайшим деревенькам. И без того достаточно
— Санторий, — Верд придержал дурную, не давая броситься к служителю, и сам тоже не спешил. — Что это у тебя?
— Где? — Санни поднёс к глазам правую кисть. Почему-то вдруг показалось, что правых у него как минимум три. Наверное, именно поэтому поднимать их так тяжело. — Зря, наверное, рукавицы оставил…
Мертвяки натворили достаточно бед. Но всё же успели подгадить напоследок.
Ни один лекарь не спасёт того, кто заражён ядом мертвеца.
Верд стиснул оголовье меча. Кажется, теперь он может сделать для старого друга лишь одно…
Глава 14. Семья
— Санторий, чтоб тебя!
Да уж, теперь Верд может сделать для старого друга лишь одно. Имеет право сделать только это. Но кто ж предупреждал, что будет так неудобно?!
В бреду служитель то и дело пытался сорвать тугую повязку выше локтя, что должна была замедлить распространение яда. Талла, не останавливаясь, тянула из него хворь, быстро теряя остатки сил. Серебряные нити, связывающие их, становились всё тоньше, всё невесомее.
— Терпи, дурная! Если Рута не брехала, нам совсем немного осталось!
И всё бы ничего, да по заметённой дороге, втроём на двух лошадях, с Санни, которого ни на мгновение нельзя оставить без присмотра, добраться до близёхонькой деревеньки оказалось тяжелейшей задачей. Но сдаться в паре вёрст от спасения? Нетушки!
Дымные запахи села с трудом пробивались сквозь снежную завесу. Ласковый, пушистый, мягкий снегопад, на который бы любоваться из окна, напевая грустную тягучую песню, совсем не радовал, когда сквозь него приходилось брести разве что не на ощупь. Повезло, что старая Рута, соскучившись по разговорам, с большим удовольствием рассказывала про соседей. В основном сплетни, знамо дело. Местами выдуманные. Ещё более повезло, что Верд, пренебрежительно отмахивающийся от болтовни, всё ж не пропустил ни единого слова и точно запомнил, в какой стороне живёт дурная девка, о которой так нелестно отзывалась лесничиха.
Не доверяла Рута колдовству. Верд, столкнувшись с магией, способной поднять из могил мёртвых, не доверял тоже. Да и никому он не доверял, что уж. Разве что напуганной лохматой девчонке, не отрывающей от Сантория сосредоточенного взгляда, можно довериться. Уж кто-кто, а она не стала бы творить тёмную волшбу. Её магия другая, серебристая, звёздная, рассеивающая тьму… Хватит ли её, чтобы спасти служителя, заражённого страшнейшим ядом? Нет, одной дурной девки тут не достанет. И, как бы ни злился наёмник, как бы ни кривился от одной мысли, что надо просить помощи, он направлял лошадей вперёд, туда, где тепло изб гонит холод прочь, туда, где живёт ещё одна колдунья. Ведь есть один-единственный, крошечный шанс, что вдвоём они вытащат старого друга с того света. И охотник воспользуется им, даже прекрасно понимая, что колдунья, живущая ближе всех к кладбищу, скорее всего, сама на нём и колдовала.