Душа Пандоры
Шрифт:
– Выходит, это ты та с-с-самая Пандора, чье появление вс-с-сколыхнуло Элладу?
Говорила Сфено и впрямь на чистом древнегреческом. И пусть Деми в некоторых моментах с трудом, но понимала ее, Ариадна всерьез приняла роль переводчицы.
– Вся Эллада знает, что я… здесь?
Горгона пожала плечами – слишком человеческий жест для такого создания.
– Быть может, и не вс-с-ся, но часть богов и инкарнатов знает. А значит, однажды узнает и Арес-с-с.
Деми облизнула пересохшие губы. Только сейчас – во всяком случае, за минувшее с нового рассвета время – ей пришла в голову пугающая
Второй была мысль о том, что же случится, когда он об этом узнает.
– Не будем терять времени зря, – с разницей в несколько мгновений повторила за Сфено Ариадна. – Смотри на меня, Пандора.
Сил отстаивать право на имя, которое ей дали родители, у Деми не осталось.
Косы Сфено расплелись сами собой. Змеи вокруг ее головы начали двигаться в такт мелодии, слышимой лишь им одним. Покачивались из стороны в стороны, удивительно слаженно и синхронно.
Деми завороженно наблюдала за причудливым танцем змей. Воздушные потоки вокруг нее сплелись в невидимый водоворот, который она ощущала кожей. Воронка в его сердцевине с непреодолимой силой затягивала ее.
– Не с-сопротивляйс-ся.
– Хорошо, – выдавила Деми.
– Не разговаривай. Просто впус-с-сти меня.
Почерпнутая откуда-то (наверняка из книг или фильмов), в голове всплыла фраза: «Открой свой разум». Оказалось, это легче сказать, чем сделать.
Однако Сфено еще не закончила свою гипнотерапию. Змеи собрались в один клубок, прижавшись головами друг другу где-то на уровне носа горгоны и узкими телами полностью закрыв ее лицо. Дюжина глаз впилась в лицо Деми, и ее собственное тело будто растворилось. Стало легким, ничего не значащим, бесполезным. Отчасти она продолжала осознавать себя, но большую часть ее «я» змеи во главе со Сфено забрали себе.
В Деми вспыхнул протест – яркий, как фейерверк, и такой же непродолжительный. Ее волю гасила сила большая, нежели обычный гипноз.
– Кто ты?
– Я – Деметрия Ламбракис.
Ей не приходилось совершать ни малейшего усилия – слова срывались с губ сами, а в голове, казалось, не осталось ни единой мысли. Она просто делала то, что ей велели, послушная, словно кукла… И такая же безразличная ко всему.
– Имя твоей души – Пандора. Вс-с-спомни, каково это – быть ею.
На мгновение Деми отчего-то испугалась боли от долгого пути сознания в прошлое. Но боль не тронула виски, а в сознании лишь звенела пустота. Черная, едкая, словно дым от костра, который не так давно – или, в ее случае, века и тысячелетия назад – еще горел.
– Я не знаю. Не помню.
– Почему не помнишь? – требовательно спросила горгона. – С-с-с тобой что-то с-с-сделали?
Деми молчала. Она не нарушала приказ – подавленная горгоной воля сделать бы это не позволила. Просто не знала ответа.
Сфено это поняла.
– Загляни внутрь с-с-себя. В память прошлых с-с-своих инкарнаций. Что видишь там?
– Ничего. Там ничего нет. Все стерлось. Кануло в Лету.
– Что последнее о с-с-себе ты помнишь?
– Себя в сегодняшнем дне.
Горгона задала еще с десяток вопросов, в которых были похожи не слова, но суть. И результат их был
В конце концов Сфено со вздохом сдалась. Прошептала что-то на древнегреческом, что нашло отражение в памяти ее души, а не тела. Деми очнулась. Кассандра выглядела разочарованной – то ли в ней, лишенной памяти Пандоре, то ли в Сфено и гипнотических умениях ее змей. Ариадна ободряюще улыбнулась Деми. Никиас, по обыкновению, был отрешенно-непроницаем, Харон, которого, вероятно, привлекла весть о прибытии горгоны, – сосредоточен и хмур.
– Что это может значить? – суховато спросила Кассандра.
Вместо ответа Сфено острым когтем царапнула Деми запястье. Болезненно, до крови.
– Ай! – возмущенно воскликнула та. – Это еще зачем?
И снова горгона не ответила. Одна из ее змей, та, что росла ближе к правому виску, нежели остальные, потянулась к ранке раздвоенным языком и слизнула кровь.
– Я знаю лишь одно: эта печать буквально выжжена на твоей душе. Она не позволяет тебе помнить.
Возможно, впервые – не девушке с амнезией знать о том наверняка – история ее жизней, история ее души развернулась перед глазами, словно панорама. Деми увидела себя, Пандору, шагающей по миру год за годом, век за веком. Меняя тела и лица, она продолжала идти. Жить. Продолжала страдать от амнезии, в стародавние времена даже не подозревая, от чего страдает. И даже когда появились и нужные медицинские термины, и лекарства, и врачи, она, девушка с сотнями имен и лишь с одним истинным – Пандора, – не понимала, что с ней происходит.
И только сейчас, уже зная наверняка, поняла. На ее душе печать, стирающая все воспоминания о минувших днях, обо всех реальностях, обо всех ее жизнях.
– Я не смогу проникнуть за эту грань. Печать, словно стена, меня не пускает. – Сфено сказала это так, будто в происходящем была виновата сама Деми. – А значит, понять, где скрывается пифос, мне не под силу.
Лицо Кассандры вытянулось и разом словно постарело. Харон подался к ней.
– Не переживай так. В этот поворот колеса судьбы мы и так продвинулись дальше, чем прежде.
– А толку? У каждой из инкарнаций Пандоры сохраняется эта печать, что порождает амнезию. Ее память не просто была когда-то стерта, она продолжает стираться до сих пор. И если даже Сфено не могла проникнуть сквозь нее…
– Я бы сказал, что все, кроме смерти, поправимо. Но это для жителей Изначального мира, а для нас поправима даже смерть. Мы найдем способ, Кассандра.
– Кто это сделал?
Деми вздрогнула. Никиасу столь хорошо удавалось притворяться тенью, что порой она начисто забывала о его присутствии.
– Что? – нахмурилась Сфено.
– Кто сковал ее душу печатью?
– Я не знаю, и мои змеи не знают. Но…
– Что? – Никиас шагнул к горгоне, без стеснения или толики страха врываясь в ее личное пространство. – Кто создал эту печать? Она сама или ей помогли?
– Этого я с-с-сказать, не могу.
– Хватит винить меня во всех грехах, – выпалила Деми.
О чем, конечно, тут же пожалела. Ведь рядом со Сфено стояла именно она и выглядела при этом куда менее опасной, нежели женщина, точнее, создание с копной живых змей вместо волос.