Душа-потемки
Шрифт:
Затем он сделал пару звонков судмедэкспертам, которые тоже не отдыхали в выходные, и отправился в МУР к Елистратову.
Тот тоже приехал прямо с дачи (вырваться ему оказалось легче, потому что жена его и дочки еще в начале июля уехали в Турцию, а на даче заправляла хозяйством старуха-теща) и вызвал «на сутки» весь отдел убийств в полном составе. Когда Гущин открыл дверь знакомого кабинета, там только-только кончилась оперативка.
– Какие новости? Привет. Есть чего попить холодненького? – Гущин уселся в свое любимое кресло у окна. – Давай теперь ты хвались.
– Львова мы нашли, –
– И где же он обретается? В Москве?
– Угу. На Хованском кладбище.
– Вот те на! Помер, что ли? Когда?
– Не поверишь – восьмого марта этого года. Как раз в тот самый день, когда нашу балерину на тот свет отправили, только с разницей в три десятка лет.
– Вот черт, а причина смерти?
– Инсульт. Он в Южном Бутове комнату снимал у одного своего дружка по тюрьме, тот раньше освободился. Вот тут рапорт участкового. Видимо, выпивали они с дружком, и переборщил он, здоровьишко-то за такой срок тюремный ни к черту. Жена приятеля «Скорую» вызвала, только все без толку.
– Сам двоих на тот свет отправил, по нашим делам под подозрением ходил и вот… Как-то странно все это. Чего они все умирают-то? Кого ни возьмешь с этим чертовым универмагом – все уже там. Вроде и не старый еще этот Львов.
– Можно вычеркивать из списка… из нашего третьего сегодняшнего списка. А по тем двум… Знаешь, Федь, я сегодня ночью практически не спал, – Елистратов был серьезен, – и знаешь, о чем думал?
– Знаю, я сам об этом постоянно думаю, – Гущин тоже был серьезен. – Оказались мы с тобой тогда в первый наш рабочий день там… Принесла же нас нелегкая туда!
– Там – это где? – раздался с порога негромкий, но очень внушительный голос.
Они оба обернулись и увидели обладателя голоса – невысокого, сухощавого, в отлично сшитом костюме и с папкой из дорогой кожи в руке.
– Полковник Ануфриев собственной персоной, – Гущин развел руками. – Здравствуйте, а мы вас только в понедельник…
– Не захотел откладывать. – Полковник Ануфриев обменялся с ними крепким рукопожатием. – И даже дело вам привез, знал, что вы тут сегодня оба допоздна работаете в тесном взаимодействии.
– Ну да, разведка доложила, – усмехнулся Гущин.
– Мы не совсем разведка, то есть практически мы больше, чем разведка.
– Ну да, и не совсем ФСБ, больше, чем… Этакий симбиоз функций, возможностей и средств, – Елистратов вздохнул.
– И технологий, – улыбнулся Ануфриев, – нынче никуда без технологий и, как это сейчас говорят наши молодые политики – без инноваций.
– Вам знакомо дело Замоскворецкого универмага? – спросил Елистратов.
– Читал, что в газетах понаписали, правда, без подробностей. Это вы хорошо сделали, что не дали информации утечь. А по тому прошлому эпизоду… о чем меня Федор Матвеевич просил узнать, – мы вам предоставили все имеющиеся у нас материалы…
– Да там только одна справка и список фамилий!
– Тогда в восьмидесятом году дело уже изначально посчитали висяком. Но висяком опасным: кровавый маньяк в советской столице всемирной Олимпиады… Попади такие материалы в зарубежную прессу… Правильно сделали тогда, что сразу уничтожили все бумаги.
– Зато всплыло в магазине – в двух отделах, на двух этажах во всех деталях воспроизведено, – заметил Елистратов.
– Ну, уж это вам разбираться, уголовному розыску – что, как, почему и каким образом. Я, собственно, совсем по другому вопросу. Как я и сказал уже по телефону – есть еще одно дело, косвенно связанное с Замоскворецким универмагом.
– И какого сорта эта связь?
– Ну, скажем, место… действия.
– Место? А что за дело?
– Вот, – Ануфриев открыл папку и достал документы. – Оставить не могу, читайте здесь. Ксерокопий никаких. Просто информация. Если коротко изложить суть – это материалы проверки факта пропажи ценного груза, отправленного с Гознака в августе… Можете вспомнить, кстати, кто из вас что делал в августовский путч?
– Это в каком году-то? В девяносто первом, что ли, я уж забыл, – Гущин усмехнулся.
– Я в Кисловодск с семьей приехал, в наш санаторий на горе. Последний раз тогда полна коробочка собралась из всех республик, из всех республиканских МВД ребята. Сидели у телевизора сутками, – Елистратов покачал головой. – Но тогда быстро как-то все кончилось, все в штаны наложили, в смысле все стороны противоборствующие.
– Вот так. А кое-кто в это самое время, в предпоследнюю ночь путча, сделал себе состояние, – Ануфриев пододвинул к ним документы. – На территорию Гознака в ту ночь пригнали семь инкассаторских машин. И нагрузили золотом и платиной. На военном аэродроме, не будем называть каком, ждал уже грузовой борт. Так вот шесть машин приехали на аэродром. А одна затерялась в пути.
– Как это затерялась? Непонятно.
– Тогда все происходило не так, как в обычный день, в обычный рейд по транспортировке ценного груза. Сотрудники… их никто не проверял, просто разместились по трое в машине, охраны никакой – все в дикой спешке. На улицах – толпы, танки, баррикады у Белого дома и все такое… Самый выгодный момент кто-то выбрал, такой один в сто лет выпадает… Даже завидно, честное слово, – Ануфриев усмехнулся. – Когда одна из машин не прибыла на аэродром, конечно, начали звонить на Гознак… Но не в милицию, не к нам… Тогда был такой хаос полнейший в смысле принятия решений и вообще реакции на текущие события… Короче, кое-что прояснилось только через сутки.
– Что же прояснилось?
– На Гознак явились трое инкассаторов, сопровождавших ту самую машину. Все трое избитые и окровавленные. Вот тут их фамилии: Раков Дмитрий, Ванин Сергей и Луценко Богдан. По их словам, на Александровской площади рядом с Замоскворецким универмагом на их машину было совершено вооруженное нападение. Их остановили люди в масках, ехавшие на двух машинах, вооруженные автоматами. Инкассаторы сказали, что, опасаясь за свою жизнь, сразу же вышли из машины, бросив груз на произвол судьбы, просили их не убивать. Их связали, избили, запихнули в иномарку и куда-то повезли. Очнулись они, мол, в каком-то то ли гараже, то ли сарае, и целые сутки у них ушло на то, чтобы выбраться оттуда – это оказалось за городом – и добраться до Москвы.