Душеприказчик поневоле
Шрифт:
— Руки сначала помой! И умойся! — донеслось с кухни.
Глубоко вздохнув, я унял появившееся раздражение и свернул в ванную. Вечно бабка со мной, как с маленьким.
Когда я сел за стол, на нем уже стояла миска с кашей и горячий чай.
— Ешь давай, а потом мы с тобой позанимаемся, — заговорщически сказала бабка Анфиса. — А то увидит тебя какой-нибудь маг, а мне потом стыдно будет, что не научила самому простому.
После этих слов каша из миски исчезла в считанные мгновения. Но даже за этот короткий
— Доел? Пошли, — махнула она рукой в сторону чердака.
— Ты же запрещаешь туда ходить, — удивился я.
— А то ты прям меня слушался и нос туда не совал, — проворчала она, поднимаясь по крутой лестнице.
Конечно, несмотря на запрет, я не единожды заглядывал на чердак. Но так и не понял, почему мне туда нельзя. Там же одна пыль, да старый хлам.
Деревянная дверь, ведущая под крышу дома, противно скрипнула. Я давно уже собирался смазать ее, чтобы забираться бесшумно, да все руки не доходили.
На чердаке толком ничего и не было. Балки, паутина между ними, коробки — здесь все было так же, как и в тот раз, когда я заглядывал сюда в последний раз.
Я на мгновение остановился, наблюдая, как в тонких лучиках света в воздухе плыли многочисленные пылинки. От них у меня сразу же зачесался нос, и я звонко чихнул.
— Вот так я и определяла, что ты был на чердаке. Всегда с красным носом ходил.
Я мысленно выдал себе хорошую затрещину. На ерунде попадался же!
— Обожди, — сказала бабка и потянулся к ближайшей коробке. Она вытащила из него домотканые циновки, округлые блестящие камни и медную тарелку. Я с любопытством наблюдал за ее действиями.
Если Еремей хранил подобное в сейфе, то бабка Анфиса не сильно-то прятала свое богатство.
— Садись, чего застыл как истукан? — в ее голосе прорезались привычные ворчливые нотки.
Опустившись коврики, бабка положила камни в тарелку и закрыла глаза.
— Первое, чему должен научиться маг, — начала она, — это обращаться к собственной силе. Для этого существует медитация. Она позволяет телу расслабиться и очистить разум. Так ты сможешь лучше видеть магию, заключенную в твоем теле. А теперь дыши и постарайся ни о чем не думать.
Я послушно засопел. Но в голове постоянно появлялся образ то призраков, то беловолосой девчонки, то почему-то Санька с удочками.
— Да что ж ты пыхтишь, как паровоз-то?! — не выдержала бабка, приоткрыв один глаз. — Спокойнее надо! Размереннее!
Она так рявкнула, что у меня аж дыхание застряло в горле.
Затем началось долгое и нудное занятие. Постоянно покрикивая, она объясняла мне азы ритма и глубины вдохов.
Я так тщательно старался следовать указаниям бабки, что в итоге у меня закружилась голова от переизбытка кислорода, постоянно свербило в носу, да и начался кашель.
— Все с тобой ясно, — проворчала бабка Анфиса. — Поднимайся.
— Это не самое лучшее место для таких упражнений, — хлюпая носом, сказал я.
— Да уже без сопливых понятно. Придумаю что-нибудь. Теперь ступай, я устала.
«Устала она!» — мысленно ругался я, трогая покрасневшую кожу на носу.
— Подожди, а как выглядит это самое обращение к силе? Что я должен увидеть?
— Свою магию, — важно произнесла она. — Она как защитный слой вокруг тебя, подсвечивает тело разными цветами. Вот у друга твоего, Александра, голубой, потому что воздух. Слабенько, заметно, только когда он с силой работает.
— А какая у тебя ступень? — вдруг спросил я.
— Почти четвертая, — вздохнув, ответила бабка. — Если бы лучше занималась, то переступила бы через нее, но видишь, как оно вышло, — она обвела взглядом избу и скрылась у себя в комнате.
Я понимал, о чем она говорит, уже видел такое у Санька. Но вот вокруг бабки такого не видел, даже когда мы с ней сидели у дома Михалыча.
Может, что-то неправильно делаю? Лучше спрошу про это у Санька. Он-то уж точно умеет во все эти непонятные медитации и работу с магией.
Однако друга дома не оказалось. Меня встретила его мать и сказала, что отправила Санька по делам в соседнюю деревню.
Пожав плечами, я хотел было вернуться, но что-то дернуло меня пройтись дальше по улице. Меня не оставляла мысль, что я могу снова увидеть такую же тень, как над Михалычем? Да и на душе было как-то неспокойно. Странно ощущать себя тем, кто видит смерть.
Сказано — сделано.
Это заняло у меня аж три часа. Наша Васильевка хоть и небольшая, однако застать дома всех ее жителей сразу не получилось. Кто у друзей, кто в огороде, кто, вообще, уехал.
В итоге ни одного темного завихрения я не увидел, но тяжесть в груди никуда не делалась. С чем же она связана?
Закончил я обход у дома Еремея. Он колол дрова на заднем дворе. Старая мантия лежала на высоком пне, а сам маг ловко орудовал топором. А отшельник не такой уж и старый, как я думал все это время.
Я не стал выскакивать из-за калитки, а молча ждал, когда она закончит и заметит меня сам. Заодно и наблюдал за сизыми всполохами магии вокруг него. Интересно, почему я их видел, неужели он помогал себе силой?
— Доброго тебе дня, Виктор, — Еремей, наконец, обратил на меня внимание.
— Вы бы сказали, я бы сам вам наколол, — крикнул я, смотря, как он умывается из ковша.
— Думаешь, что я старик совсем? — Еремей улыбнулся и накинул мантию на мокрое тело. — Я, может, и выгляжу, как книжный червь, но от физического труда никогда не отказывался.
— Зачем же вы тогда меня просили зимой воды натаскать? — удивленно спросил я.
— Лень было из дома выходить. Да и холод стоял собачий. Чего пришел-то?