Душеприказчик поневоле
Шрифт:
Что же теперь делать?
Нет, без крыши над головой они, конечно, не останутся. Империя тщательно следит, чтобы ее высокие подданные не остались на улице. У Васильевых есть небольшой домик на окраине, который давно нуждается в ремонте. Его купил лет десять назад сам граф, думая, что в будущем отдаст своему сыну, Виктору, как только тот начнет учиться магии. Но так как он не прошел инициацию, домик пустовал.
Теперь придется жить там. Если об этом узнают в обществе… То есть когда об этом
Какой позор!
Граф схватился за сердце, и из груди его вырвался стон. Игорь Львович сразу же кинулся к дворецкому, который не отходил от дверей.
— Доктора! Срочно! — крикнул он.
Затем вернулся к графу, развязал галстук и расстегнул ему тугой ворот шелковой рубахи.
— Игорь, — прошептал Виктор Семенович. — У меня к тебе просьба.
— Слушаю предельно внимательно.
— Найди все документы по Виктору и спрячь. Не приведи святые, эта сволочь доберется до него и разнесет слухи про него! Моя Анечка такого не выдержит. Она и так-то с трудом терпела его. Без магии, бастард… Пусть он лучше там… Что скажут люди?
— Все сделаю. Вы не волнуйтесь. Дышите. Воды хотите?
В коридоре раздался дробный топот. В кабинет влетел тощий юноша в белом халате.
Он глянул на графа и мгновенно начал делать все, чтобы не дать тому покинуть этот мир.
…Закутанная по самые глаза в красный платок с двумя тяжелыми ведрами она шла одна по пустынной улице. Ветер кусал ее румяные щеки, солнце заглядывало в голубые глаза, а снег звонко поскрипывал под ногами.
Душа просила петь, но было слишком тяжело нести эту грешную картошку. Дыхание нужно беречь.
А вот и табличка. Какая же она красивая в зимних узорах!
Засмотревшись на надпись, даже не глянула, что под валенком не снег, а синева тонкого льда.
— Ох, мать-перемать! — только успело прозвучать в утренней тишине.
Последней стала какая-то глупая мысль, что не успела отдать Вере ее любимый красный платок…
Резко вынырнув из чужого воспоминания, я ошалело смотрел на зеленую траву перед самым носом. Голова страшно раскалывалась, болели колени, и к горлу подкатывала дурнота.
Я кое-как переместился на деревянный приступок возле столба и глубоко вздохнул.
Сознание прояснилось. Я смотрел на небо и рад был снова его видеть.
У меня получилось вспомнить последние мгновения жизни Ольги Игнатьевны. Получилось!
Пошатываясь, я поднялся и побрел в сторону дома, где жила погибшая, почти не разбирая дороги. Мне не нужно было спрашивать, которая изба ей принадлежала.
Я просто это знал.
Дальнейшее я воспринимал отдельными кадрами: белый забор, калитка, красная дверь.
Рука тянется, пальцы
— Виктор? — удивленно спросила немолодая женщина, выглянув в окно. — Что случилось? Анфисе Александровне плохо?
— Нет, — я мотнул головой, и она тут же закружилась. — Платок. Красный. Он все еще у вас?
— Платок? Какой платок? — едва слышно спросила она, приложив пальцы к губам.
— Ольги. Платок, — тупо повторил я, дыша ртом.
— Олечкин? Конечно, да. Мы ее хоронили без него. А зачем он тебе?
Она исчезла из окна и открыла мне дверь.
— Зачем он тебе? — хмуро спросила она.
— Отдать Вере.
— Виктор, ты в порядке? Ты ведешь себя очень странно.
— Платок. Надо отдать, — как же тяжело было с ней говорить!
Я посмотрел незнакомке в глаза.
— Сейчас же.
— Обожди. Я сейчас, — она вдруг побледнела и умчалась вглубь дома.
Раздался глухой стук, видимо, открыла тяжелую крышку сундука, затем торопливо зашуршали пакеты, и хозяйка вернулась.
— Держи. Мне чужого не надо, — и грубо пихнула мне красный сверток в руки.
— Спасибо. Это будет правильно, — одними губами сказал я, развернулся и побрел прочь.
Едва я вышел со двора, мне стало легче. Грудь больше не сдавливала тяжелая плита, а сердце стало биться ровнее.
К дому Веры я добрался только через полчаса, но меня хотя бы уже не тошнило. Пропала и ноющая боль в голове. С каждым мгновением я чувствовал себя лучше.
Дверь мне открыла темноволосая статная женщина. Увидев в моих руках платок, ее глаза сразу же наполнились слезами.
— Это ваше, — я пихнул ей красную ткань в руки и сразу же ушел.
— Спасибо, — донеслось мне в спину.
Еще через сорок минут я стоял на месте, где умерла Ольга Игнатьевна.
— Ох, мать-перемать, — выдохнул я и привалился спиной к столбу.
И в тот же момент увидел, как едва заметные завитки тумана подхватил ветер. А я сидел и смотрел, как они исчезают в ослепительно-синем небе, как дым от маленького костерка.
Когда растворился последний, слегка подкрашенный алым всполох, в голове раздался легкий звон, как если бы лопнула струна на гитаре.
Я озадаченно потер виски и вдруг увидел светло-голубые блики в воздухе. Они пронеслись мимо меня и втянулись в Санька, который, не спеша, шел в мою сторону.
Через мгновение, блики снова появились, но они теперь витали вокруг друга.
— Жарко! — он сел рядом со мной, и я ощутил вокруг него дуновение ветра. — Только магия и спасает. Ты чего здесь делаешь?
— Ты наколдовал себе вентилятор? — обалдело спросил я, продолжая смотреть на голубые всполохи вокруг него.
— Да, на тебя его бросить?