Два брата - две судьбы
Шрифт:
— Большое вам спасибо, господин Шандор. Но, как видите, в данный момент я не могу принять вашего любезного приглашения и удостоиться чести быть принятым в таком обществе — мой фрак остался в Берлине.
— Какая ерунда! — возразил капитан. — Фрак будет, возьмем его в любом ателье напрокат.
— А приглашение с пропуском?
— Пустяки! Я — сын хозяина замка. Нам никаких пропусков не понадобится. Я подвезу вас на своем «хорьхе» к черному ходу, и мы попадем прямо в буфетную. Вам нечего беспокоиться. За все отвечаю лично я, хоть перед самим вашим фюрером!
Я понял, что мой новый знакомый — авантюрист высшей марки.
Он хлопнул себя в грудь:
— Я еще и не такие номера отмачивал! Вы что, не догадываетесь,
— Нет, я уже догадался, господин Шандор, с кем меня свел счастливый случай, — с человеком нашего круга — интеллигентным и весьма влиятельным. За вами — как за китайской стеной! — пошутил я.
— Вот и отлично! Я вижу, что вы согласны. Не будем же зря терять время. Заключаем союз частного порядка. Ну как? Поехали? — Он резво вскочил со скамейки.
Еще слегка колеблясь, я поднялся. В конце концов, чем я рисковал? На все вопросы у меня одно оправдание: отстал от части. В любом случае я был бы доставлен к капитану Бёршу — надо знать немцев и их педантичность. А приглашением великосветского сынка, пожалуй, стоит воспользоваться. Не каждому может так повезти! Отличная возможность побывать во вражеских верхах и добыть некоторые любопытные сведения о противнике — весьма заманчивое мероприятие.
Шандор остановил какую-то военную машину, и мы поехали. Весь день мы провели вместе. В его особняке я принял ванну, он одолжил мне один из своих гражданских костюмов и небрежно сунул в карман пиджака пачку венгерских денег со словами: «Бери без церемоний, они могут тебе пригодиться!» Мы обедали вдвоем (жена находилась в замке свекра). Затем поехали за фраком. Венгра, как шаловливого ребенка, забавляла вся эта бесшабашная затея. А я, готовый ко всяким неожиданностям, ко всему присматривался.
Вечером, одетый во фрак, я сидел рядом с Шандором в его «хорьхе» (солдатская форма лежала в багажнике). Мы ехали широким длинным мостом через Дунай из Пешта в Буду. Фрак сдавливал мне плечи, накрахмаленная манишка и воротник врезались в шею. По правде сказать, чувствовал я себя не совсем в своей тарелке. Все думал: «Сольюсь ли со средой? Не буду ли белой вороной, инородным телом? Спасут ли меня от разоблачения мои интеллигентные родители и немка Эмма Ивановна, которые воспитывали меня и привили с детства правила поведения, манеры, этикет, которых придерживались в нашей семье? Главное — самообладание! Держаться легко и непринужденно. Надо перевоплотиться по-театральному в образ, соответствующий данному рауту, и органично вписаться в высший свет венгерской аристократии. Смогу ли?..»
И вспомнились мне юные годы, когда я участвовал в школьной самодеятельности. Тогда мы увлекались немецким драматургом Бертольтом Брехтом. Все инсценировки были на немецком языке. Мне удалось сыграть несколько очень увлекательных ролей. В пьесе «Круглоголовые и остроголовые» я играл роль полицейского инспектора. В пьесе «Страх и нищета Третьей империи» — роль штурмовика Эрика Клейна, а в пьесе «Жизнь Галилея» мне досталась роль аристократа — великого герцога Флоренции — Козимо Медичи. Наш преподаватель немецкого языка, дальний родственник Станиславского, привез эти пьесы в 1938 году из Праги и поставил их на нашей школьной сцене. Он сам был и режиссером и актером. Мне удались все роли, особенно последняя. Вся школа нам аплодировала…
Вот и подумалось мне по дороге в венгерский замок, что моя роль в спектакле, в котором я буду скоро участвовать, является моей военной студенческой дипломной работой — работой крайне ответственной, граничащей со смертельным риском.
…Шандор несколько раз о чем-то спрашивал меня, я отвечал и снова погружался в свои тревожные мысли…
В замке
Замок Мольнара — в пятнадцати километрах от Будапешта. Подъезжая, можно было различать очертания островерхих башен, мрачных каменных стен с готическими окнами, из них пробивались
— Вчера привезли с охоты, — пояснил мне Шандор, скользя лучом фонарика по охотничьим трофеям.
По крутой железной винтовой лестнице мы поднялись наверх. Гулко отзванивали ступеньки под ногами.
— Тише! — сказал Шандор.
Он открыл ключом дверь и впустил меня в небольшой чуланчик. Из буфетной пробивался ослепительно яркий свет, доносился звон посуды. Шандор осмотрел меня, поправил галстук-бабочку на крахмальной манишке и, улучив момент, когда буфетная была пуста, быстро провел меня между столами и шкафами прямо в столовую, где шли последние приготовления к торжественному приему.
Предчувствие неизвестности рождало во мне необъяснимую тревогу. Вместе с ней возник и юношеский азарт. Он подхлестывал, будоражил…
Столовая была отделана дубовыми панелями, под темным дубовым потолком сверкали две громадные бронзовые люстры с хрустальными подвесками. На стенах были развешаны старинные фаянсовые тарелки с охотничьими сюжетами, прямо над хозяйским креслом, похожим на готический трон, висели портреты Гитлера и Хорти. Лакеи в серых ливреях с золотыми галунами сновали между столами с графинами и подносами. Шандор провел меня в холл. Прямо перед собой я увидел большое зеркало в позолоченной раме: на него шли двое — Шандор и с ним стройный элегантный юноша с гладко зачесанными набриолиненными волосами, чуть тронутыми сединой висками, с темными усиками на тщательно выбритом настороженном лице. Это был я.
Мы смешались с толпой входивших гостей. Мелькали обнаженные плечи дам, бриллианты, пышные прически, дорогие меха, в воздухе витал тонкий аромат французских духов. Все это двигалось рядом с аксельбантами, эполетами, генеральскими мундирами, увешанными орденами… Среди гостей был и Отто Скорцени — личный агент Гитлера. Высшее общество, фраки и мундиры. Совсем как на театральной сцене. А за стеклянной дверью, перед парадным входом, гестапо отбирало приглашения и пропуска.
— Сейчас я тебя представлю моим родителям, — шепнул Шандор и подвел меня к старому седовласому господину. Справа стояла его жена — худая пожилая дама, сильно декольтированная и подкрашенная, возле нее красовалась Ева, и я сразу узнал ее. В жизни она оказалась еще привлекательнее, чем на фотографии. Возгласы, реплики, поцелуи и приветствия витали в холле.
— Папа, позволь представить тебе моего друга из Берлина. — Шандор не успел сказать моей фамилии (а может быть, он уже забыл ее).
Хозяин замка торопливо кивнул мне головой — за нами шел какой-то немецкий туз в генеральской форме со своей фрау, чудовищно перегруженной гримом, локонами и драгоценностями (видимо, трофеями из всех стран Европы). Я посторонился, уступая генералу дорогу к венгерскому вельможе, почтительно склонившему свою большую седую голову. Ева оказалась со мной рядом, она улыбнулась мне стандартной киноулыбкой. Почтительно поприветствовав ее, я отошел в сторонку и тут же услышал голос Шандора: