Два лета
Шрифт:
– Да, я герой, – говорит тетя Лидия, улыбаясь нам с мамой.
Я улыбаюсь в ответ. Мама хмыкает и возвращается к бананам.
– Итак, ребенок, – продолжает тетя Лидия беззаботным тоном, вдумчивые глаза следят за мной, – я слышала, у тебя изменились планы на лето.
Сердце сжимается.
– Можно и так сказать, – бормочу я и бросаю взгляд на маму.
Может, рассказать ей о моих сегодняшних бесполезных попытках позвонить отцу? Но это заставит ее волноваться, а она сейчас такая веселая, какой я не видела ее уже много месяцев. Даже наша вчерашняя ссора вроде забыта и прощена.
– Да, я говорила с авиакомпанией! – вступает мама, глядя на меня через плечо, она прямо сама бодрость. – Сказали, что твой чемодан вернут в течение трех-пяти рабочих дней.
– Супер, – говорю я и бреду к шкафу. Достаю коробку Cheerios и зачерпываю целую горсть. Маму бесит, когда я не насыпаю хлопья в тарелку и не заливаю молоком, как все «цивилизованные люди» (ее выражение), но сегодня она не ругается. – Мой чемодан путешествовал больше меня, – бубню я с набитым ртом.
Я тяжело сажусь за кухонный стол и смотрю в окно на однообразные улицы нашего района: одноэтажные дома с квадратами газонов и тарахтением разбрызгивателей. Чуть позже, я знаю, мы с Руби пойдем в Сосновый парк смотреть фейерверк. Но что мне делать на следующий день? В голове звучит строчка из шекспировской пьесы, которую мы в этом году проходили по английскому: «Мы дни за днями шепчем: “Завтра, завтра”, так тихими шагами жизнь ползет…» [34]
34
«Макбет», перевод Б. Пастернака.
– Итак, племянница моя, – громко говорит тетя Лидия, споласкивая клубнику в мойке, – у меня есть к тебе предложение.
– Лидия, – мама качает головой.
– Люси, прекрати, – отвечает Лидия. – Мы же договорились.
Я немного выпрямляюсь, сквозь туман жалости к себе пробивается заинтересованность. И о чем это у них был тайный разговор, обрывки которого я услышала?
– Какое предложение? – спрашиваю я.
Тетя Лидия поворачивается ко мне, вытирая руки о кухонное полотенце.
– Ты же знаешь, что этим летом я веду курс фотографии в колледже?
Я киваю.
– Да, как мама.
– Ну, – тетя Лидия поправляет палочку в волосах, – на снобистский философский курс твоей мамы принимают только студентов университета. А мой курс может посещать кто угодно. – При этих словах она со значением выгибает брови.
Я смотрю на нее непонимающе. Тетя Лидия смеется, всплеснув руками.
– Ну что же ты, Саммер? Будешь ходить на мой курс или нет?
– Погодите. Я? – от удивления я моргаю. Она кивает головой и опять смеется; мама с шумом открывает холодильник. – Но… я же ничего не знаю о фотографии, – возражаю я.
– Вот для этого и необходим курс, – замечает тетя Лидия. – Там учат. Кроме того, – добавляет она, ее карие глаза сверкают, – ты же понимаешь, я не могла не заметить, что ты всю жизнь что-то снимаешь. Наверняка умеешь больше, чем тебе кажется.
Тепло приливает к щекам, я пожимаю плечами.
– Все снимают. Ничего особенного.
Но ведь я и правда первая среди подружек зарегистрировалась
– Камера у тебя уже есть, – добавляет тетя Лидия, будто прочитав мои мысли. Она берет из коробочки идеально спелую красную клубничку и подносит ее к свету. – Ты же знаешь, именно такие «Никоны» я даю своим студентам на время занятий.
– Правда? – Я бросаю взгляд на маму, которая что-то ищет в холодильнике.
Мой интерес возрастает. Прошлым летом моя подруга Элис ездила в Вермонт, чтобы пройти курс истории музыки. Судя по рассказам, это было круто.
– Занятия каждый день, с утра, – продолжает тетя Лидия, жуя клубнику, – а три раза в неделю после обеда практика: мы работаем в проявочной или осваиваем фотошоп. Думаю, пару раз съездим на учебные экскурсии.
Я наблюдаю за мамой, она молча выкладывает йогурт в блендер.
– Мам, ты мне разрешишь? – спрашиваю удивленно. Может, все будет как и в случае с моим нецивилизованным поеданием хлопьев, думаю я. Может, мама и отступит от своих правил на этот раз, ведь она сочувствует мне.
Мама вздыхает и поворачивается ко мне, в руке ложка.
– Допустим, разрешу, если ты действительно этого хочешь. Но лучше бы ты на лето устроилась поработать…
– Люси, – перебивает тетя Лидия, закатывая глаза. – Я же пообещала не брать с вас денег за учебу.
– Да дело не в деньгах, – сердится мама, – а в ответственности и…
Пока они пререкаются, я барабаню пальцами по столу, буквально разрываясь. Часть меня согласна с мамой: летняя работа – это проявление сознательности. И я всегда так делаю. Можно даже спросить у Руби, есть ли вакансии в кафе. Было бы здорово работать вместе, как два года назад в кинотеатре.
Но другая часть, побольше, никак не может отделаться от ощущения, что курс тети Лидии – что-то другое, новое, свежая струя.
И самая большая часть все еще надеется и мечтает, что с Францией все же что-то может получиться.
Мама с тетей Лидией продолжают спорить, а я резко, отодвинув стул, встаю.
– Пойду к Руби, – объявляю я.
Там, у Руби, мое убежище, я отправляюсь туда каждый раз, когда мне сразу не удается принять решение, а такое происходит регулярно.
Мама отворачивается от тети Лидии и кивает мне.
– Ладно, – говорит она мягко. – Хорошо вам провести время в Сосновом парке. Я оставлю тебе смузи в холодильнике.
Я понимаю, что для мамы все благополучно вернулось на круги своя. Лето, я дома, собираюсь встретиться с Руби. Еще бы на работу устроилась… Будто возможность навестить папу была сном.
– Эй, ребенок, подумай о моем предложении, – успевает сказать тетя Лидия, пока я не вышла из кухни. – Но на раздумья времени мало. Первое занятие в понедельник.
На велосипеде я еду к Руби, мокрая от пота футболка липнет к спине. Влажно, как и накануне, но небо голубое, подернутое перистыми облаками. А вообще была ли вчера гроза? Я задаюсь этим вопросом, пока работаю педалями, поднимаясь на Олений холм.