Два лета

Фридман Эми

– Погоди-ка, – перебиваю я c недоверием, вокруг все плывет. – Скай? Скай Оливейра? Та самая, которую ты называла квинтэссенцией зла, воплощенной в человеческом обличье?

– Прямо так и говорила? – Руби улыбается, надевая на руку большую связку плетеных браслетов. Я вдруг чувствую как собственные браслеты плотно сжимают мои запястья. – Ну то есть да, она иногда бывает резкой…

– Наверное, ее в детстве недостаточно обнимали, – говорит Элис и садится на кровати в позу лотоса.

– Лучше бы ее удав обнял, – бормочу я.

Мысли путаются, я плюхаюсь рядом с Элис на покрывало с узором

из индийских огурцов. Как все это понимать? Скай была нашим врагом номер один с тех самых пор, как приехала в Хадсонвилл два года назад: эти супердлинные волосы, спортивные успехи и язвительные замечания. У нее быстро появилась целая армия двойников, и Скай начала охотиться на слабых и беззащитных. Руби, Элис, Инез и я никогда не становились их мишенью, но мы постоянно ощущали презрение.

– Фу, Сам-мер! – хором тянули Скай и ее приближенные, когда у меня, как всегда, волейбольный мяч при подаче не перелетал через сетку.

В девятом классе просто от скуки Скай поставила в коридоре подножку Руби – у нее даже учебник улетел. Руби же со свойственной ей невозмутимостью просто подняла книгу и засмеялась:

– С футболом у тебя так себе, Скай.

А теперь Руби собирается на ее вечеринку?

– Я подумала, там может быть весело, – объясняет Руби и встречается со мной взглядом в зеркале туалетного столика. – А то мы всегда делаем одно и то же, год за годом…

– Сосновый парк! – перебиваю я, ком в горле растет. – Нам же нравится Сосновый парк. Разве тебе не нравится Сосновый парк? – спрашиваю я у Элис, надеясь обрести союзника.

– Я обожаю природу, – мечтательно говорит Элис, при этом она, распрямив ноги, выходит из йоговской позы и встает с кровати. Не спеша двигаясь, она оказывается рядом с Руби у туалетного столика и начинает рассеянно выбирать помаду. – Но ведь вечеринка будет у Скай во дворе…

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.

– А как получилось, что вас вдруг пригласили?

Руби теребит цепочку на шее, водя кулоном с буквой R вверх-вниз.

– Да Скай на днях зашла в кафе и пригласила, – объясняет она беззаботным тоном.

– С каких это пор ты стала запросто болтать со Скай? – спрашиваю я и слышу в своем голосе обвинительные нотки. На самом же деле я хочу узнать вот что: с каких это пор мы с тобой перестали все друг другу рассказывать?

– У-у-у, – произносит Руби вместо ответа. Она хватает со столика телефон. – Давайте-ка перед выходом сфоткаемся.

– Саммер, и ты с нами! – зовет Элис и рукой делает мне знак подойти. Она позирует рядом с Руби, держа помаду у рта, они обе широко улыбаются, глядя в телефон.

Когда я встаю с кровати и иду к ним, не могу отделаться от ощущения, что увязла в чем-то сладком и липком. Становлюсь по другую сторону от Руби и улыбаюсь, зная, что выглядит это неестественно. Руби делает кадр за кадром, она прижалась щекой к Элис, а меня не покидает мысль, что на этих фото я лишняя. Будто откуда-то вырезали и вклеили здесь – плохая работа в фотошопе.

Руби удовлетворенно опускает сотовый и принимается выкладывать фото в инстаграм, а Элис возвращается к зеркалу, чтобы снова заняться помадой. Я отворачиваюсь и глотаю слезы, которые так и норовят вырваться наружу. Какая неприятность. Я-то думала,

со слезами покончено еще вчера. Изучаю цветные гобелены на стенах – несколько лет назад Руби купила их во время поездки в Индию. В этой комнате всегда было что-то яркое, заграничное, и поэтому приходить сюда было для меня спасением. Это был – есть – мой второй дом.

– Эй, малыш. – Руби дотрагивается до моей руки, я напрягаюсь. – Ты в порядке? – тихо интересуется она.

– Просто устала. – Соврав, я тру глаза. – Не думаю, что в состоянии идти на вечеринку, – добавляю торопливо, и это правда. Даже представить себе не могу, что придется тащиться домой к Скай вместе с грузом несостоявшейся поездки и внезапно возникшей натянутостью – это ведь натянутость? – в отношениях с Руби. Кивать и улыбаться всем из школы, хотя они мне не по душе, и чувствовать себя еще более неловко, чем обычно? Нет уж, спасибо.

– Уверена? – Руби задает вопрос, но выглядит рассеянной, смотрит в мобильник, проверяет, лайкнул ли кто-то ее новое фото.

– Я ведь даже не одета, как надо, – говорю я, и это правда. На мне жалкая футболка из дневного лагеря Ассоциации молодых христиан и старые джинсовые шорты. Все мои хорошие вещи в чемодане, который по идее должен вернуться ко мне в течение трех-пяти рабочих дней.

– Возьми что-нибудь у Руби, – не унимается Элис. Но я уже качаю головой и прошу их писать мне о том, что будет на вечеринке, хотя на самом деле мне это совершенно неинтересно. Я обнимаю Элис, прощаясь с ней, и поворачиваюсь к Руби.

– Люблю тебя дважды, – произносим мы хором и смеемся.

Руби требует держать ее в курсе о ходе операции «Уговорить папу», я покорно соглашаюсь. На секунду мне даже кажется, что все в порядке, что я выдумала всю эту холодность.

Я ухожу, а Руби и Элис, болтая, продолжают готовиться к вечеринке – вечеринке у Скай Оливейры. И тогда я понимаю, что нормального в этих обстоятельствах мало.

На улице я щурюсь от послеполуденного солнца и опускаю на глаза темные очки. Хочется вернуться домой, залечь в своей комнате. Спрятаться. Мама любит посмеяться над тем, что я верю в астрологию, но мой знак – Рак, и я действительно бываю похожа на краба: если не в состоянии справиться с внешним миром, забираюсь в панцирь.

Я сажусь на велик. Успокоиться не получается. Я взвинчена. И тогда я пускаюсь вниз с Оленьего холма. Приятный, похожий на мескитовый аромат несется из дворов, где жарят барбекю. Группа детишек бросается через улицу, размахивая палочками с красной, белой и синей блестящей мишурой. Мне приходится резко затормозить, и я, как старуха, кричу им, чтобы были осторожнее. Они не обращают на меня внимания.

Я жму на педали, несусь вдоль домов и тротуаров, которые прекрасно знаю. Мимо больницы, где работает мама Руби и где родилась я. Где мне, восьмилетней, накладывали швы, когда я свалилась с велосипеда. Папа сжимал мою руку, а врач скорой зашивал мне коленку. Так странно об этом думать – папа тогда проводил время с нами. Хотя и не так уж много времени. Уже тогда он часто ездил в Европу, выставлялся, стараясь продать картины. Возможно, отношения моих родителей дали трещину еще до развода, точно так же почва имеет дефект до того, как начинается землетрясение.