Два очка победы
Шрифт:
— Едем, Геш, съездим, — уговаривал Серебряков. — Часик посидим, а потом в такси и — к отбою. Идет?
Мимо них, заставив всех посторониться, вытекла из зала и потянулась через фойе пестрая многочисленная группа. В середине Скачков узнал того, с животом, собирающегося снимать фильм о футболе без актеров. Над медленно шествующей группой порхали обрывки фраз, — ядовитых, веских, многозначительных, — всяких.
Непостижимо быстро, на нескольких машинах, вся компания оказалась в гостях у ассистента в заношенных джинсах. Пощипывая
— Настоящие, лыковые. — Он приподнял темные очки и, удовлетворенно щурясь, дал в лапти крепкого щелчка. — Стоимость фантастическая. Зато — модерн!
В узеньком простенке висел лист картона, замазанный серой краской. Наискосок по серому фону тянулась красная линия, размываясь у самого края. «Безнадежность», — издали прочел Скачков.
— Гениально, не правда ли? — услышал он близко от себя голос Алисы и удивился: только что на этом самом месте рядом с ним стояла Клавдия. Когда она успела исчезнуть?
Сняв с языка крупинку табака, Алиса горящей сигаретой показала на незаконченное движение красной линии.
— Как передается настроение — верно? Но идемте в ту комнату, все толковое у него там.
Другая комната оказалась совершенно пустой, у стены, стояла широкая, покрытая пестрым пледом оттоманка, над ней, на голой стене, картина без рамки. Алиса опустилась на оттоманку и мужским движением закинула ногу на ногу.
— Ну… как вам? — спросила она, выдувая дым и указывая сигаретой на картину.
Скачков склонил голову сначала к одному плечу, затем к другому. Опять серый фон и на нем простой кладбищенский крест. Ни черта не понять.
— А вы отойдите… отойдите на два шага, — подсказывала Алиса и щурилась, закидывала голову, тоже разглядывая Скачкова, как некое произведение.
С расстояния, действительно, крест на картине исчез, а вместо него проступило изображение женского живота.
— Ну? Правда, гениально?
— Ловко, черт! — Скачков скоблил затылок.
— Садитесь, — Алиса хлопнула по оттоманке рядом с собой. — Я давно наблюдаю за вами. У вас фотогеничное лицо. Вы не хотели бы сделать карьеру в кино? Футбол, как я слышала, для вас скоро кончится.
— В кино сейчас, — Скачков усмехнулся, — нужны фотогеничные ноги. Одни ноги снимают.
— А! Вы уже знаете? Кстати, режиссер вами очень интересуется.
Через папироску Алиса бойко, с каким-то пониманием наблюдала за смущением Скачкова.
Разглядывая носки штиблет, Скачков сказал:
— Сначала ему мешают актеры, потом может мяч помешать. Ведь вся заваруха на поле из-за мяча. Двадцать два мужика и всего один мячик.
Подняв подрисованные брови, Алиса выслушала его, подумала и оценила.
— А что? Это, знаете, мысль. Футбол без мяча. Правда, Антониони уже снял так теннис. Но-о… Хотите, я познакомлю вас с кем надо?
Чье-то суматошное лицо сунулось в комнату, изумилось,
— Геннадий, — проговорила Алиса изумленно, — не будьте же ребенком!
Невежливо отвернувшись, он зашагал к захлопнутым дверям. В нем поднималась злость на Клавдию. Что, в самом деле, за дурацкая манера привести и бросить? Все, достаточно! Если ей тут интересно — пожалуйста. У него свои заботы: добраться поскорей до базы и хорошенько выспаться. Иначе завтра на тренировке не выдержишь и третьего круга. Впрочем, кто его здесь поймет?
На лестничной площадке Скачкова ослепил яркий высокий свет. Он увидел Клавдию и мужчину, поклонившегося им в зале. Клавдия стояла с опущенной головой, мужчина что-то доказывал ей с пьяной настойчивостью.
На улице Скачков быстро остановил машину и сел прямо, как судья. Сдерживало его присутствие шофера.
— Молчи, молчи! — уговаривала Клавдия, пытаясь завладеть его рукой. Он упрямо вырывал руку и отодвигался.
Домой они поднялись в лифте, Клавдия открыла дверь своим ключом. Из кухни появилась Софья Казимировна с шалью на плечах, увидела Скачкова и с недовольным видом скрылась.
На женской половине Скачкову показалось душновато, он подошел к окну и шире растворил форточку. Клавдия, поводив рукой, проверила, не дует ли на ребенка. Маришка спала в кроватке, обняв большую куклу с бессонно вытаращенными глазами. Скачков разглядел, что на голове куклы не осталось ни одного волоска.
— Чего она такая лысая?
Это были его первые слова с того момента, когда они сели в машину. Клавдия рассмеялась — негромко, с видимым облегчением:
— Маришка взяла ее с собой купаться!
Вздернув рукав, Скачков посмотрел на часы.
— Пошел?
— Да. И так опоздал.
— О, господи! — Клавдия тихо обняла его, положила голову на плечо. — Все-то у нас с тобой не как у людей. Когда улетаете?
— Скоро. Двадцатого.
Он не мог забыть, с каким виноватым видом стояла Клавдия на лестничной площадке перед тем… пьяным. Ташист, пятнами рисует. Надо бы добавить ему пару пятен на физиономию. А впрочем, хорошо, что обошлось без скандала. Не хватало еще!
— Не сердись, Геш. Я знаю, ты думаешь… А, чего сейчас об этом! Ты хоть день-то проведешь с нами, когда полетишь?
— Видно будет.
Но гнев его пошел на убыль.
— Ладно, — сказал он. — Побежал. А то поздно.
На кухне Софья Казимировна, кутаясь в шаль, по-прежнему колдовала над разложенными по всему столу картами. Проводив Скачкова до лестницы, Клавдия сказала:
— Маришка все спрашивает, когда вы в зоопарк пойдете.
— Сходим! — крикнул он, сбегая вниз. — Обязательно.
Прислушиваясь к замирающим шагам, Клавдия стояла до тех пор, пока внизу не бухнула дверь.