Два очка победы
Шрифт:
— Ну что? — спросил он. — О чем говорили?
Мельком оглядывая себя в зеркало, Скачков буркнул:
— Да так…
— Меня ставят на игру?
— А почему нет?
Скачкову не хотелось рассказывать, как все было на «чистилище».
— А Владьку?
— Увидишь! — отмахнулся Скачков.
Помолчав, Мухин еще спросил:
— О Коме толковища не было?
— А чего о нем толковать?
— Все-таки…
— Пошел он! Чего хотел, того и добился…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Вечером на базе Скачков остановил администратора
— Как, ленинградцы прилетели?
Тот удивился:
— Конечно! Еще вчера.
— И Решетников?
— Конечно!
Он сам встречал команду в аэропорту, размещал ее в гостинице. Кстати, Решетников тоже справлялся о Скачкове: здоров ли, все ли у него в порядке…
Алексей Решетников был капитаном ленинградцев и тоже, как и Скачков, по «специальности» полузащитник. Одно время их обоих приглашали в состав олимпийской сборной, они играли в паре. С тех пор у них сохранялись дружеские отношения, хотя видеться приходилось большей частью лишь на поле, в игре. Зато когда команда прилетала на календарную встречу, кто-нибудь из них обязательно разыскивал другого по телефону. Обычно звонил хозяин гостю, потому что дозвониться из города на базу было делом безнадежным.
— Геш, ты? — обрадовался Решетников. — Ну, привет. А я уже спрашивал о тебе.
— Мне передали.
После расспросов о здоровье и самочувствии Решетников сказал:
— Геш, у нас слух прошел, будто тебе зимой отвал устроили.
— Было, — махнул Скачков.
— Кто вернул? Степаныч?
— Да потолковали, знаешь, вроде бы надо поиграть.
— И правильно. Не торопись.
— А ты думаешь я тороплюсь? — рассмеялся Скачков.
— Как нога, Геш?
— Да вот с ногой-то плоховато, — признался Скачков. — Болит.
— Это худо. Худо, брат…
— Слушай, Леха, у нас недавно слух пошел: Комова будто бы хотите брать?
— Мы? — удивился Решетников. — Или у нас коньяк некому гвоздить? А что его — совсем?
— Вроде…
Поговорили еще о том о сем.
— Так что, Геш, значит, завтра увидимся.
— Выходит…
С каждым поколением футболистов связан свой кусок истории любимого спорта. На долю поколения, к которому принадлежали Скачков и Решетников, выпал период досадных поражений, шараханья от одного заграничного образца к другому, все большей утраты завоеванных позиций. Кроме того им вместе довелось пережить один из самых мрачных дней этого времени.
Сборная олимпийская команда тогда упорно готовилась к последнему отборочному матчу в своей подгруппе. Предстояла встреча в Швеции, в Стокгольме. Вопрос стоял так: быть или не быть. Третий раз нашей команде грозила участь неудачников, третий раз подряд наши футболисты, обладатели золотых олимпийских медалей в Мельбурне, не могли пробиться в финальную пульку очередной Олимпиады.
В Москве, на базе, где готовилась команда, и в Стокгольме, в отеле, Скачков жил в одной комнате с Алексеем Решетниковым. Обстановка складывалась нервозной. Угроза поражения давила на всех: на игроков, на тренеров, на специалистов, сопровождающих команду.
К ответственному матчу команду готовил молодой тренер, недавно защитивший диссертацию, но еще не опытный на тренерской работе. Чем меньше оставалось до матча, тем больше он
Футбольная команда — сложный и зачастую противоречивый организм; из этих одиннадцати характеров тренер должен сколотить не только механизм для забивания голов, но и дружный жизнерадостный коллектив вообще.
Диссертация, которую недавно защитил молодой тренер, называлась: «Стратегия атаки в советском футболе». Там все было наглядным, веским, убедительным, с чрезмерной правильностью схем, изученных и предлагаемых, без учета того, что в каждой схеме, попавшей на заметку, закрепившейся в теории, лежал взрыв вдохновения, таланта игроков проявленных ими в игре. Большой футбол развивается по законам искусства, а решающий компонент искусства — индивидуальный талант. Механическому футболу всегда противостоит футбол личностей.
В «Селесте» для советских футболистов отвели целое крыло, поставили полицейского и каждый раз, когда команда уезжала или возвращалась с тренировки, страж порядка пересчитывал ребят, как заключенных. (Кто-то, кажется Полетаев, мрачно пошутил, что футболисты стали похожи на гладиаторов, которых готовят на заклание).
Скачкова удивляло, что с командой в Стокгольм приехало множество советников, консультантов, наблюдателей, так называемый «мозговой комитет». В беспрерывных заседаниях «комитет» решал вопросы стратегии на предстоящий матч. До команды с этих заседаний доходили лишь отголоски, вроде: «Не расхолаживаться!» или «Проигрывать мы не имеем никакого права!» «Футболисты понимали, что «комитет» ищет вернейших путей к победе, но ведь известно, что еще ни один тренер не проиграл на макете ни одного матча!
За несколько дней до встречи начались установочные занятия с футболистами. План был простой: мяча не таскать, получил — сразу же отдай! Темп, темп, скорость! Подавить соперника вихрем атак. В защите же — строгая персоналка.
Реваз Бакарадзе, из тбилисского «Динамо», попросил устроить какую-нибудь экскурсию, что ли. Он пожаловался, что помимо усиленных тренировок ребята ничего не видят (разве только по дороге на стадион из окна автобуса). Даже шахмат не захватили!
Тренер, не зная, что ответить, вопросительно взглянул на одного из членов «комитета», еще нестарого, но дородного, с продольной лысиной, начинающейся со лба.
— Какие экскурсии, какие музеи? Вы кто — футболисты или туристы? Телевизор есть — пожалуйста. Газетку бы стенную соорудили, чем киснуть.
В наступившем молчании тренер выразительно взглянул на ребят: дескать, слышали?
— Разойдись! — последовала команда.
Вечером футболисты собрались в номер Реваза Бакарадзе. Здоровый дружный хохот ребят всполошил полицейского, дремавшего на своем посту. Скоро к развеселившимся заглянул встревоженный тренер.
— Вы что, ребята? Поднялись, стали расходиться.