Два путника в ночи
Шрифт:
Они уселись за кофейный столик, на котором были расставлены фарфоровые дощечки с грязно-желтыми с прозеленью сырами, тарелочки с крекерами и бокалы, куда Кирилл Семенович сразу же налил белое вино. У Риммы голова шла кругом. Смердели сыры, одуряюще благоухали белые лилии в высокой вазе на полу, пахли ароматизированные смеси в бесчисленных низких вазочках.
– За знакомство! – сказала Иза, поднимая бокал. – За ваш первый визит в наш дом!
Римме показалось, что она ухмыльнулась.
– За знакомство! – эхом повторил Кирилл Семенович, переводя взгляд с любовницы
Потом они обедали… Стол был накрыт жесткой льняной скатертью с выбитым рисунком и сервирован, как в лучших домах Парижа: отдельные тарелки были для закусок и отдельные, маленькие для хлеба, по три вилки и три ножа по бокам от тарелок и крошечные десертные ложечка и вилочка впереди. Салфетки были из той же ткани, что и скатерть. Букет белых роз помещался в центре стола. Красное вино. «Мон кур», – прочитала Римма на этикетке. «Мон кю-юр», – мило проворковала Изольда и выразительно взглянула на мужа. Она намазала маслом тост и ела жеманно, откусывая крошечные кусочки. Кирилл Семенович суетился, предлагал салаты, наливал вино в хрустальные бокалы и воду в высокие прямоугольные стаканы.
После салатов последовало жаркое из баранины в горшочках. Мясо было жестким и сильно отдавало хвоей, о чем Римма простодушно им сообщила.
– Это розмарин, – сказала Иза, – он придает вкус мясу. – Тонко улыбнувшись, она снова посмотрела на мужа.
Римма, которая никогда и нигде не терялась, чувствовала себя отвратительно. Больше всего ей хотелось уйти… но каким-то образом эти двое подчинили ее себе, заставляя делать то, чего делать ей совсем не хотелось: сначала – спать с Вожаком стаи, а теперь – сидеть дура дурой под взглядами его супруги.
– Кирильчик у нас глава семьи, – делилась Иза, – как он скажет, так будет. Он – мужчина, вожак!
Вожак стаи сидел, надувшись, как индюк, и взглядывал поочередно на обеих.
– Я так беспомощна в бытовых вопросах, – Иза потупилась, – если бы не Кирильчик… я даже не знаю… Я вся в моих переводах, абсолютно оторвана от действительности. Он – мой мостик в мир! – Она погладила мужа по щеке… хищно сверкнули перстни. – Знаете, – продолжала она, – мы всегда обсуждаем мои переводы… Кирильчик читает вслух, и мы вслушиваемся в звучание слов и фраз… У Кирилла очень тонкое, просто невероятное чувство языка.
– Мы можем сейчас почитать твой последний, «Женская любовь» Эммануэль Клербо, – предложил Кирилл Семенович.
Изольда метнула на мужа острый взгляд, но голос ее по-прежнему был слаще меда:
– О да! О женской любви… Удивительно изящная вещичка. Конечно, почитаем, хотя я не очень люблю показывать чужим незавершенные работы.
Слово «чужим» прозвучало диссонансом… Мы – это мы, явственно слышалось в интонации Изодьды, а все остальные, и вы в том числе – чужие. У Риммы раздулись ноздри.
На десерт был фруктовый салат – мелко нарезанные апельсины, яблоки, орехи и чернослив – и мороженое. Завершал обед кофе. Кирилл Семенович заикнулся было о романе Эммануэль Клербо, но Изольда притворилась, что не услышала. Она в это время подробно рассказывала странный сон, который видела десять лет тому назад,
– И вообще есть так много необъяснимого в природе, – говорила она. У нее была раздражающая манера накручивать на палец прядь волос. Римму завораживало равномерное движение ее пальцев…
Около десяти Римма, стряхнув с себя сонную одурь, наконец поднялась. Ее не удерживали. Кирилл Семенович дернулся было проводить, но Иза сказала с мягкой укоризной, что ей неможется и не хотелось бы оставаться одной, и он послушно застыл на месте.
– Ни в коем случае! – воскликнула Римма. – Не беспокойтесь, я прекрасно доберусь сама! Спасибо за прекрасный ужин!
– Приятно было познакомиться, – Иза похлопала Римму по плечу.
«Она же все понимает, – подумала Римма, – какого черта меня понесло к ним?»
Она стремительно сбежала вниз по лестнице, вылетела во двор и вдохнула вечерний влажный воздух. Шел мелкий теплый всепрощающий дождь. Она подставила лицо острым его каплям. Пахло землей, травой и городской пылью, чуть-чуть. Голова ее разламывалась, чернослив из фруктового салата, как ириска, пристал к зубам, и Римма, оглянувшись, соскребла его ногтем. Она шла по улице, нехорошо улыбаясь и бормоча себе под нос всякие неприличные слова…
Кирилл Семенович не позвонил на следующий день, что удивило Римму. Она была уверена, что его распирает желание обсудить с ней вчерашний ужин. Он не позвонил ни на второй, ни на третий день. Римма терялась в догадках о причинах подобной сдержанности и силой воли удерживала себя от звонка исчезнувшему другу. Он позвонил спустя две недели и попросил о встрече. Провожал ее домой, как обычно, но был официален, в глаза не смотрел, слюни не распускал, говорил мягко, но решительно, о том, что они – разные люди, что она должна его понять…
Изольда – это его жизнь, самый близкий ему человек… что им следует прекратить всякие отношения. Иза страдает! И он надеется, что она, Римма, поймет его правильно… Иза сказала, что, если бы Римма была его женщиной, то она с радостью ушла бы с их дороги… но это все не то. Кирилл Семенович говорил вдохновенно, не глядя на Римму, видимо, упиваясь ролью Вожака стаи, делающего выбор. В тоне его была укоризна…
«Идиот! – думала оторопевшая Римма. – Боже, какой идиот!»
Абсурдность ситуации раздражала ее. Это ничтожество, интриган с фальшивыми сердечными припадками, дает ей отставку! И она должна выслушивать весь этот бред!
– Иза говорит, – продолжал меж тем Кирилл Семенович, – что она будет за меня бороться.
Это было так неожиданно, что Римма расхохоталась:
– Только не со мной! И вообще идите вы оба… подальше!
В короткое словечко она вложила столько чувства и произнесла его так громко, что Кирилл Семенович испуганно оглянулся.
– Неужели ты так и сказала? – не поверила Людмила.
– Клянусь! – заверила ее Римма. – И ты знаешь, мне сразу стало легче.