Два путника в ночи
Шрифт:
Тишина повисла над столом. Прохоров сидел молча, словно забыл о гостях. Неловкость и напряжение ощущались в воздухе. Первым поднялся Коломиец, извинился, сказал, что ему завтра рано вставать. За ним, с явным сожалением – Добродеев.
– Иван, задержись! – сказал Прохоров.
– А может, это и не баба вовсе генеральшу-то? – спросил он, когда они остались одни. – Тебе об этом ничего не известно?
– Нет, – кратко ответил Трубников.
– Очень складно все получилось, – продолжал Прохоров, глядя в упор на гостя, – была проблема – нет проблемы. А старик при чем?
– Не понял,
– Старика удавили так же, как и генеральшу. Он-то кому мешал?
– При чем тут старик? Я собирался поговорить с Медведевой, для меня было полной неожиданностью ее убийство, мне ничего об этом не известно.
– Ладно, на нет и суда нет, – подвел черту Прохоров. – Тут у нас слушок прошел, что у генерала вроде как архив был, где упомянуты большие люди, и якобы архивом этим интересовались многие. Эсбэшники зашевелились, это я точно знаю. И другие… Где теперь архив – одному богу известно. Как бы не получилось, что живая генеральша для нас меньшим злом была. Что тебе известно об архиве?
– Ничего, – угрюмо ответил Трубников. – Первый раз слышу. А может, это Лопух… старика?
– Не думаю, – ответил Прохоров. – Лопух не посмел бы. Ни один бандит к этому дому на пушечный выстрел не подойдет после убийства генеральши. А раз нашелся, кто подошел, то, видно, приспичило. Зачем, не знаешь?
– А может, она и старика тоже, баба эта? – предположил Трубников.
Прохоров не ответил. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, закрыв глаза. Трубников постоял с минуту-другую, потом, осторожно ступая, пошел к двери. Когда он уже собирался закрыть ее за собой, Прохоров сказал:
– Скажи, пусть Медяк зайдет!
И все. Не попрощался даже.
– Вызывали? – спросил Медяк, бесшумно появляясь на пороге.
– Вызывал! – Прохоров выпрямился в кресле, лицо его стало жестким. – Ты мне эту суку, которая старика замочила… из-под земли достань! Усек? – Он стукнул кулаком по ручке кресла. – И распорядись насчет похорон. Венок от меня лично.
– Старик – твоя работа? – без предисловий спросил Трубников у своего подручного, дебильного вида малого по имени Бизон.
– Какой старик? – спросил Бизон, не особенно удивившись.
– Ты мне тут целку из себя не строй! – рявкнул Трубников. – Старика замочили в ту ночь, когда ты шарился в генеральшиной хате!
– Ну, я… эта… не хотел в натуре! Старая падла поджидал меня, когда я шел обратно, дверь приоткрыл, чтоб увидеть. Там же запросто вычислить, откуда идешь. Я уже вниз шел, когда услышал – дверь скрипнула. Ну, рванул назад, он не успел захлопнуть…
– Почему не сказал сразу?
– Не успел.
– Не успел! Урод безмозглый, надо было сразу же доложить!
– Есть, господин генерал! – вытянулся Бизон, нисколько не испугавшись хозяйского окрика. – В другой раз, как что – так сразу! Сей секунд доложимся!
– А шнурок откуда? – Трубников не стал пенять подчиненному за хамство. Не сейчас. – С собой носишь?
– Какой шнурок?
– Чем ты его?
– Чем? – Бизон сжал руки в кулаки. – Это потом, когда он уже… эта… готов был… Взял в прихожей шарф и… Вы ж сами рассказывали, как генеральшу удавили. Да вы не беспокойтесь, господин генерал,
Трубникова всегда забавляла манера Бизона называть его господином генералом. Но сейчас он почувствовал нарастающие раздражение и страх.
– Идиот! При чем тут ментовка? – сказал он резко. – Прохоров теперь землю рыть будет. Тебе человека замочить все равно, что муху прихлопнуть. Тебе ж это удовольствие, блин! Не надо было его трогать. Имей в виду, если Прохоров тебя достанет…
– Не достанет! Прохорову самому недолго небо коптить, – буркнул подручный.
– Держи язык за зубами, придурок! Кто знает, что ты был у генеральши?
– Конкретно – никто. Только вы. Не надо было меня посылать! – перешел в наступление Бизон.
– Ладно, все. Кончили базар! – оборвал его Трубников. – Завтра поинтересуйся у дружка, что они нарыли по старику. Пшел вон!
– И вам спокойной ночи, Иван Федорович, и приятных сновидений, – ядовито сказал Бизон вслед вылезшему из машины начальнику.
Трубников не ответил, захлопнул дверцу и, тяжело загребая ногами, пошел к подъезду своего дома.
Патологически жестокий Бизон слыл среди своих за шутника и приколиста. Трубников, наблюдая своего подручного, испытывал смешанное чувство оторопи, удивления и где-то глубоко внутри опасения, сознавая, что, если, не дай бог, пути их пересекутся, то Бизон уничтожит его с такой же легкостью, с какой он уничтожил когда-то не в меру ретивого журналиста местной «Вечорки», затеявшего какие-то там разоблачения, старика-портного, а также, возможно, и других людей, ему, Трубникову, неизвестных.
«Урод, шавка паршивая!» – злобно думал он о Бизоне. Ведь и не вспомнит, в случае чего, что он, Трубников, вытащил его из грязи, отмазал от тюряги, что кормит и поит, что за ним он, как за каменной стеной. Иногда у него было предчувствие, что Бизон еще покажет себя и ухо с ним нужно держать востро.
«Душегуб, – думал Трубников. – Но нужен, никуда не денешься. Нужен! До поры до времени».
Прохоров лежал на своей широкой кровати. Боль, мучившая его, отпустила после укола, и сейчас он чувствовал приятную расслабленность и невесомость во всем теле. «Славная девочка», – подумал он про медсестру Зою. После последнего приступа, случившегося три недели назад, Зоя переселилась к нему и жила теперь в соседней комнате. Она заходила ночью, проверяя, все ли у него в порядке, и он притворялся, что спит, подавляя в себе желание сказать: «Жив, жив еще!» Постояв с минуту, она, неслышно ступая, уходила к себе, и он смотрел ей вслед.
«Похожа на Таню, – думал он. – Такая же спокойная, немногословная, с мягкими движениями красивых рук и неслышной походкой. Серьезная. Из нее получится хороший врач… надо бы помочь…» Она была мила ему, жаль, что поздно… уже.
– Поздно, – сказал он вслух. И ничего не почувствовал. Только покой и усталость. Вспомнил жену… Двадцать лет уже, как нет Тани, а до сих пор не хватает ее, не отпускает боль. В жизни встречается не так уж много людей, которые преданны и искренне любят. Родители не в счет. Таня любила его. Душу готова была отдать, как говорила его бабка Нила.