Два романа о любви (сборник)
Шрифт:
– Это что такое?
– Показатель степени интеллекта. Психологический тест.
– Терпеть не могу тесты – цыганкино гаданье!
Тут им принесли заказанную еду и напитки. Проголодавшийся Петр быстро разделался со своей свининой, уложенной между картофельными дольками с сыром «моцарелла», вытер губы и поднял руку, подзывая официанта.
– Кофе, пожалуйста, только с сахаром, а еще лед для виски. Биче, вам кофе заказать?
Оторвавшись от салата с креветками в окружении каких-то диковинных фруктов, она сказала, что кофе ей без сахара, и опять принялась за еду и вино.
Через пару минут перед ними появились чашечки и фарфоровый кофейник,
– Если запас иронии у вас иссяк хотя бы на время, то тогда серьезно. Вот мы вернемся в Милан… Ваш рояль – вы на нем играете?
Биче подняла голову:
– Дома? Конечно. А что?
– Хочу, чтобы вы поиграли. Хочу послушать.
– Что?
– Что вы пожелаете.
– Что я пожелаю?.. Если вам, то тогда… – Она задумалась. – Тогда Шопена.
– Почему именно Шопена?
Теперь усмешка:
– Почему? У него есть такая композиция, называется «Мелодия любви». Знаете? Эх, Петя! Так вот, сыграю вам это. Почему именно это? Ну, догадайтесь! – И снова усмехнулась, но теперь как-то игриво, ласково.
Нет, что-то с ней все-таки произошло, подумал Петр. Она явно изменилась. А может быть, суть осталась той же, а это он в ее глазах стал каким-то другим? Поди разбери, что на уме у красавиц!
Он пожал плечами, оглядел зал, потом отхлебнул виски. Биче прислушивалась к маленькому оркестру (рояль, саксофон, контрабас), играющему на небольшой сцене в углу. Вдруг сказала:
– Петя, просьба, вернее предложение. Предложите мне, чтобы мы перешли на «ты». Ведь согласитесь, женщине неудобно первой.
Это прозвучало вполне серьезно, уже не игриво. Он спросил:
– А если я предложу, вы согласитесь?
– Браво, Петя! Тогда так: вы предлагайте, а я… я подумаю.
– Все-таки вы… – Он хотел было сказать «стерва», но не знал, как это по-итальянски, поэтому затянул паузу. Кажется, она почувствовала, что предстоит нечто интересное:
– Как кто я, кто?
– Не знаю, как это на вашем языке. Ну, женщина, которая делает гадости или говорит гадости и при том получает удовольствие. Такое мягкое ругательство, жаргон.
Теперь она рассмеялась:
– А поняла! Si cagna, хотели вы сказать. Классно! Вот, значит, я кто? Я – cagna, о! Ну, Петя! А говорили, что знаете итальянский в совершенстве! И вот такой конфуз! Обманщик! В совершенстве! А что такое cagna не знаете! А это одно из любимых слов у наших мужчин! Ах, Петя!
Биче выговаривала эти фразы, смеясь уже так, что поставила бокал на стол, чтобы не расплескать вино. Ей было хорошо почему-то. И она не обиделась на его «стерва», это ясно. Он улыбнулся тоже и протянул к ней руку в знак то ли прощенья, то ли примиренья. Биче ухватилась на нее и позвала, еще сверкая зубками:
– Пошли танцевать, там джаз все-таки, во мне заиграла кровь черного папы, афроамериканца, как теперь положено говорить. Джаз, ура! Пошли, синьор Петя, я приглашаю, я, твоя cagna! Так мы на «ты» или нет?
Когда они оторвались друг от друга, Петр присел в постели и увидел, как во тьме светятся рододендроны. Крупные белые цветы в вазочке на столике. Выходит, горничная не обманула – действительно светятся.
Еще светилась кожа Биче. Он вспомнил свой образ: будто серебряная фольга на шоколадке. Впервые он увидел это в Милане, когда в вечерних сумерках они шли к Ла Скала мимо горевших на площади фонарей. Тогда Биче была в открытом вечернем платье, а теперь совсем голая.
– О-ля-ля, ты куда
– Любуюсь цветами, они светятся.
– А я?
– И ты.
– Ты понял, что этот свет – изнутри? Так бывает от любви… Э, я не слишком кричала?
– Не тихо.
– Это от любви, да. А как молча, не знаю. И тогда было так, и сейчас.
– Тогда – это когда?
– Когда был тот человек, от которого потом возник Джино. Теперь – ты.
– И это всё?
– Да, всё. Ты у меня второй мужчина. А как без любви, не знаю. Я такая. Ненормальная? Нет, нормальная. Я знала, что будет еще. И вот – ты. Через шесть лет. Любовь… А ты?
– И я.
– Да ну? Любовь с cagna?
– Вот именно.
– Ты большой обманщик, Петя!
– С другими – да, с тобой – нет. И еще с синьором Антонио. Вот как мы познакомились, так я ему не врал. Поначалу иногда уходил от прямых вопросов, но не врал, нет. А почему так? Какое-то наваждения случилось, когда я попал к вам в Италию и увидел его, потом тебя. Ты cagna, да, но ты моя cagna, и я тебя люблю. Люблю с той поры, когда стал умирать Антонио. Когда ты позвонила мне и рассказала об этом. Я еще не знал, что люблю, и еще долго не знал, вот до вчерашнего дня, а сегодня хорошо понял, что, оказывается, люблю уже давно, все эти последние месяцы.
– И я так же. Как стал умирать дедушка. Когда мы с тобой стали постоянно перезваниваться. Вдруг поняла – родной человек. А почему, не знаю. Ты прав – наваждение. Или озарение. Хотя мне говорили, говорили, что такое возможно, но то – ум, а тут душа.
– Что говорили, кто?
– Дедушка, кто же еще! Когда он впервые привез тебя в Милан, то шепнул мне, подмигнув: дескать, обрати серьезное внимание на этого русского, он мне понравился. Я только отмахнулась. И в те дни, что ты был тогда у меня в Милане, ты мне особо не понравился, даже раздражал чем-то. Какой-то самоуверенный русский, думала я, себе на уме, духовно чужой, хотя воспитанный, здорово говорит по-итальянски и вроде бы умеет музыку слушать… Потом, когда дедушка уже лежал в онкологии, то он два или три раза возвращался к этой теме. Пьетро, повторял, Пьетро, какой интересный мужчина, наш человек, с итальянскими генами! Всё спрашивал о тебе. И опять: «Биче, внучка, это твой мужчина, я чувствую, интуиция!» Представляешь? И вот, когда мы перезванивались, однажды я тоже почувствовала. Причем вдруг: в очередной раз услышала твой голос, и у меня сердце забилось. Да, вдруг. А как это, почему? Наваждение, да. Умер дедушка, но родился ты – для меня. Ты – мне – его двойник. Повторение любви.
– И что теперь?
– Теперь буду кричать по ночам, пока ты не уедешь. А через девять месяцев…
– Так сразу?
– Это как даст Господь. Чтобы предохраняться от любимого человека – никогда! Я – католичка прежде всего.
– Завидую Джино – у него будет столько братиков и сестричек!
– А, и чудесно! И все мулатики, наверно, ты уж приготовься. А если готов, то ляг рядом, куда ты пропал?.. Вот так, Петя, Пе-тя.
– Как это у тебя нежно получается: Пе-тя, Пе-тя. Как нотки на рояле. Нежный итальянский, лучший язык на свете!.. Кстати, знаешь, у меня в Москве есть знакомый итальянец, он работает в представительстве вашей судостроительной компании «Пантиери», немного говорит по-русски, так вот он сказал мне, какое русское слово ему нравится больше всего – не по смыслу, а на слух. Знаешь, какое? Carne di… Ну, по-русски это значит – мясо молоденькой коровы или бычка, по-русски – «телятина», а как по-вашему?