Два с половиной человека
Шрифт:
– Нашли тело Максима? – спрашивает она.
– С чего вы взяли? – удивляется Ангелина.
– Ну как же… Ведь не зря про них спрашиваете.
– Нас интересует всё, что вы можете нам рассказать про Пелевиных и их детей.
– Я работала у них несколько месяцев, не уверена, что расскажу так уж много.
– А если точнее? Сколько месяцев вы у них проработали? – уточняю я.
– Месяцев семь, может, восемь.
– Довольно приличный срок, чтобы сформировать собственное мнение, – говорю ей.
– Я присматривала, в основном, за Ритой, младшей дочерью Пелевиных. Мы
– И как бы вы охарактеризовали девочку? – спрашивает Ангелина.
– Способная, талантливая, – пожимает плечами Ирма Марковна. – Замечательный ребёнок. Вежливая, послушная, воспитанная.
– Как к ней относились родители, брат? – прощупывает почву Власова.
У меня же в голове набатом громыхает: вежливая, послушная, воспитанная. Замечательная. Моя Рита именно такая.
– С Максимом я почти не занималась. Дети домашние, в сад не ходили. Насколько я поняла, у него были проблемы с адаптацией в школе. Когда ребёнка без подготовки кидают в незнакомый мир, ему приходится довольно непросто. И дело даже не в том, что рядом больше нет родителей, а в том, что рядом становится слишком много незнакомых людей. Меня потому и взяли: хозяйка приняла решение максимально посвятить себя сыну в период адаптации, а Ритой заниматься было некому.
– Почему её не отдали в детский сад? Хотя бы на полдня? – любопытствует Геля.
– Пелевины долго не могли родить, скорее всего, мать боялась за здоровье поздних деток. Всё же сад – это болячки.
– Вам не показалось, что Елена Пелевина недолюбливает младшую дочь? – прицельно бьёт Власова.
Я застываю в ожидании ответа Ройзман. То, что Пелевины продали дочь за кругленькую сумму инвестиций, как по мне, уже о многом говорит. Но женщина смеётся:
– Что вы! Лена души не чаяла в Рите. Она посвящала ей каждую свободную секунду. Даже просто проходя мимо комнаты, в которой находилась девочка, мать не могла сдержаться: то по головке погладит, то поцелует, то обнимет. Она никогда не повышала на детей голос, никогда не поднимала руку. Даже если Рита проказничала, Лена лишь хвалила её и посмеивалась над шалостями.
– А их было много?
– Меньше, чем у любого другого ребёнка пятилетнего возраста. Рита всегда казалась мне старше своих лет. Собранная, осознанная. Славная малышка.
– Как вы думаете, Максим был таким же? – спрашиваю я.
– Я действительно мало с ним занималась. Когда пересекались, у меня не возникало сомнений, что оба ребёнка Пелевиных одинаково прекрасны.
– Однако, сыном Пелевина занималась сама, а для дочери наняли вас, – задумчиво протягивает Ангелина. – Как погиб Максим?
– В тот день наконец вылезло солнце. Пелевины были в отъезде, но каждое утро Лена звонила на домашний телефон и интересовалась состоянием детей. Вот и в то утро мы поговорили, и она сказала: «Раз стоит хорошая погода, съездите на большую площадку в парк. Дети порадуются теплу и смене обстановки. – начинает свой рассказ Ирма Марковна. – После завтрака мы и отправились.
Женщина судорожно вздыхает, переводя дыхание, и продолжает говорить:
– Женщина с коляской мне сказала, что видела похожих по описанию детей. Они шли по дорожке к набережной. Я бросилась туда, но самое страшное уже произошло. Рита стояла на берегу с двумя рыбакам. Она так громко плакала, что моё сердце на мгновение перестало биться. Но я всё думала: где Максим? Едва я подошла, мужчины наперебой доложили: ушёл под лёд, спасателей вызвали, девочку еле спасли. Как я на ногах устояла, до сих пор не знаю. Горя мы все натерпелись, а на Пелевиных смотреть было страшно. Я думала, уроют меня, но Лена была сама не своя от горя, а Виктор Андреевич уверил, что сейчас им как никогда ранее требуется моя помощь с дочкой. Меня ни в чём не обвиняли.
– Вам не показалось это странным? – спрашивает Геля, и я с ней согласен.
Мне кажется, первой реакцией родителей, переживших такую трагедию, было бы повесить вину за случившееся на ответственного взрослого.
– Полиция опрашивала свидетелей, я же действительно никуда не отлучалась и надолго не отвлекалась. Проводились следственные эксперименты, я давала показания на детекторе лжи… Это страшно, каких-то пара минут, которые стали роковыми…
– А рыбаки видели, как ребёнок ушёл под лёд или же позже нашли уже одну девочку? – спрашиваю о том, что меня беспокоит.
– К сожалению, я не могу ответить вам на этот вопрос.
– Долго вы проработали после этого у Пелевиных? – подаёт голос Власова.
– Примерно с полтора месяца. Муж как раз устроился на прибыльную работу, сын женился, и сноха вот-вот должна была родить. Я и работу-то искала временную. Мужа сократили из НИИ…
Женщина завершает свой рассказ, и мы прощаемся. Я в замешательстве. Даже не знаю, что и думать. Но отдаю распоряжение парням найти ещё и то старое дело в архивах. Не думаю, что есть смысл перепроверять показания свидетелей спустя столько лет, но одно мне очень важно узнать. Видел ли хоть кто-то, кроме пятилетней Риты, как Максим Пелевин ушёл под лёд?
– Разве мы не едем обратно в Нагорск? – спрашивает Власова минут через двадцать.
– Нет, ребята закончат там сами. Мне нужно вернуться, Гель.
– Зачем?
Затем, что меня ждёт Рита.
– Не хочу терять время. Нужно узнать, стояла ли Туманова на учёте после переезда, посетить её школу, опросить подруг.
– Ты думаешь, это она убила брата? – Ангелина внимательно смотрит на меня.
От её взгляда горит висок. Мне не нужно повышенное внимание от лучшего следователя, с кем мне доводилось работать. Я бросаю на неё быстрый взгляд и проговариваю: