Два сапога не пара
Шрифт:
Приложив ладони к стеклу, я заглянула внутрь. Там было чернее ночи. Я попробовала окно. Оно было не закрыто. Я толкнула створку вверх, наполовину подняла ее и застряла.
– Ты войти сможешь? – прошептал Морелли.
– Нет. Окно застряло.
Присев на корточки, я заглянула в отверстие и прошлась фонариком по комнате. Насколько я могла судить, ничего не изменилось. Тот же беспорядок, та же убогая грязища, вонь от нестиранного белья и переполненные пепельницы. Я не увидела ни одного признака борьбы, поспешного
Я решила еще раз попытаться сделать что-нибудь с окном. Упершись ногами, я сильно дернула ветхую деревянную раму. Болты вырвались из потрескавшейся кирпичной кладки, и решетчатая площадка пожарной лестницы накренилась под углом в сорок пять градусов. Ступени соскользнули с места, ограждения сорвались со своих креплений, железные уголки вывернулись, и в свободное пространство съехали сначала мои ноги, а вслед за ними и задница. Руки уцепились за перекладину, и в приступе слепой паники рефлекторно я крепко держалась… секунд десять. По истечении этих десяти секунд вся решетка третьего этажа обрушилась на второй этаж пожарной лестницы. Наступила моментальная пауза. Достаточно долгая, чтобы я прошептала:
– Вот дерьмо.
Надо мной из окна высунулся Морелли.
– Не шевелись!
КРАААК! Второй этаж отделился от здания и обвалился на землю, увлекая меня за собой. Я плашмя приземлилась на спину. Раздалось солидное «Ух», засвидетельствовавшее то, что из меня вышибло дух.
Так я лежала, оглушенная, пока надо мной всего лишь в нескольких дюймах не замаячило лицо Морелли.
– Твою мать, - прошептал он, - черт, Стефани, скажи что-нибудь!
Я уставилась вверх прямо перед собой, не то, что сказать, не в силах даже вздохнуть.
Он пощупал пульс у меня на шее. Потом руки его сместились к моим стопам, и он стал подтягивать, сгибая в коленях, ноги.
– Ты можешь пошевелить пальцами?
Только не тогда, когда чувствую его руки, путешествующие по внутренней стороне бедер. Кожа горела под его ладонью, а пальцы ног поджались. Я услышала, как издала всасывающий звук.
– Если ты еще выше передвинешь свои пальцы на моей ноге, я подам заявление о сексуальном домогательстве.
Морелли откинулся назад на пятки и провел рукой по глазам.
– Ты только что до чертиков напугала меня.
– Что здесь происходит? – раздался громкий голос из какого-то окна. – Сейчас вот вызову полицию. Я не потерплю такого дерьма. Шуметь у нас в районе запрещено.
Я приподнялась на локте.
– Вытащи меня отсюда.
Морелли бережно поднял меня на ноги.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке?
– Кажется, ничего не сломала.
– Я сморщила нос. – Чем это воняет? О, Боже, я ведь не до такой же степени перетрусила, чтобы в штаны наложить, так ведь?
Морелли повернул меня кругом.
– Фу! – воскликнул он. – У кого-то
Я стянула куртку и держала ее на вытянутых руках.
– А сейчас в порядке?
– Несколько брызг попало на джинсы.
– Еще где-нибудь есть?
– На твоих волосах.
У меня началась моментальная истерика.
– УБЕРИ ЭТО! УБЕРИ!
Морелли зажал мне рот рукой.
– Тихо!
– Убери эту гадость с моих волос!
– Я не могу убрать это с твоих волос. Тебе придется устроить себе головомойку.
– Он потянул меня в сторону улицы. – Ты можешь идти?
Я, пошатываясь, устремилась вперед.
– Хорошо, - одобрил Морелли.
– Так и держись. Не успеешь опомниться, мы будем уже в фургоне. А потом мы доставим тебя в душ. Час-другой поскребешь, и будешь как новенькая.
– Как новенькая.
– В ушах у меня звенело, а голос мой звучал глухо, как издалека… похожий на голос в бочке.
– Как новенькая, - повторяла я как заведенная.
Когда мы добрались до фургона, Морелли открыл заднюю дверь.
– Не возражаешь против того, чтобы проехаться на заднем сидении?
Я тупо уставилась на него.
Морелли посветил фонариком мне в глаза.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке?
– Как ты думаешь, что это была за собака?
– Очень большой пес.
– Какой породы?
– Ротвейлер. Парень. Старый и растолстевший. Плохие зубы. Лопает много тунца.
Я начала всхлипывать.
– О, черт, - испугался Морелли. – Только не реви. Ненавижу, когда ты плачешь.
– В моих волосах какашки ротвейлера.
Он большим пальцем размазал по щекам мои слезы.
– Все в порядке, милая. Все не так уж плохо. Я пошутил насчет тунца.
– Он помог мне сесть в фургон. – Держи хвост пистолетом. Не успеешь опомниться, как я тебя доставлю домой.
Он довел меня до моей квартиры.
– Думаю, так лучше всего, - пояснил он. – Вряд ли ты хочешь, чтобы твоя мама увидела тебя в таком виде.
Он отыскал в моей сумке ключ и открыл дверь.
Квартира выглядела заброшенной и неуютной. Слишком тихо. Не слышно, как скрипит колесом Рекс. Не оставлен свет, чтобы приветствовать тебя на пороге дома.
Кухня манила меня сделать передышку.
– Мне нужно пиво, - объявила я Морелли. Я уже не спешила в душ. Нос мой потерял чувствительность. И я смирилась с состоянием своих волос.
Я проскользнула в кухню и рванула дверцу холодильника. Дверь распахнулась настежь, свет из холодильника ослепил меня, и я уставилась в гробовом молчании на ногу… огромную, мерзкую, окровавленную ступню, отделенную от ноги как раз в районе лодыжки, возлежавшую рядом с пачкой маргарина и на три четверти полной бутылкой клюквенного морса.