Два убийства в одной квартире, и китайская хитрость
Шрифт:
Александр Владимирович, положив перед собой заполненный лист бумаги, опять придвинул к себе телефонный аппарат.
— Собственный дом госпожи Петрашевской? — начал он беседу, — это сыскная полиция, полицейский пристав Минаков, — да, хозяйку к аппарату… Госпожа Петрашевская? Необходимо поговорить о гибели вашего супруга… Да, в течении часа прибуду. Спасибо!
Минаков с некоторым удовлетворением положил трубку аппарата на место и покинул кабинет. Свободных пролеток в полиции не нашлось, и надо было брать извозчика. Он прошёл по Петровке, к бульварам, не
Здесь же ему сразу повезло, и к нему двинулась повозка. На козлах сидел бородатый мужчина в войлочной куртке и картузе и кается даже трезвый.
— Вам куда, барин? — спросил он.
— Большие Каменщики.
— Пятьдесят копеек, — сразу был дан чёткий ответ.
— Поехали, поехали! — и Минаков забрался на сиденье.
Каурый мерин не спеша потащил повозку. Извозчик берёг коня и шёл всю дорогу лёгкой рысью. Они проехали по уже бойким улицам Москвы, мимо гремящих и звонящих трамвайных вагонов. Проехали через яузский мост, и миновали церковь на Таганке, нарядную, как пасхальный кулич. Свернули направо, и Минаков постучал по облучку.
— Приехали. Вот, возьми, — и полицейский пристав отдал серебряный полтинник.
Он сошёл с повозки, стараясь не наступить на конский навоз. И быстрыми шагами пошёл по тротуару, сверяя номера домов. Наконец, заметив нужный, постучался в ворота. Вышел дюжий бородатый мужик, одетый как дворник. Но, в плечах верно, был не уже Сергея Петровича, как с уважением подумал Минаков.
— Послушай, любезный. У меня встреча с Татьяной Адександровной.
— Так барыня не принимают. Заняты, — пробасил здоровяк.
— Я договорился…
— Так приказано ведь… — и он загородил собой вход, показывая, что не пустит докучливого посетителя.
— Сыскная полиция Москвы, — вышел из терпения полицейский пристав, — живо проводи! — и показал свой жетон.
— Так бы сразу и сказали…
И дворник неспешно, очень степенно повёл полицейского к дому.
— Анна, это к хозяйке! — крикнул мужчина, и пошёл закрывать калитку.
— Как доложить? — спросила у Александра Владимировича сразу подошедшая премилая экономка, в чёрном платье, в чистейшем переднике и чепчике.
— Я уже телефонировал Татьяне Александровне. Минаков, полицейский пристав.
Через пару минут его проводили в гостиную, где хозяйка дома гордо и значительно восседала в кресле. Перед ней был столик, с кофейными приборами на двоих.
— Прошу вас, — и эта дама царственным жестом предложила присесть.
Александр Владимирович, уже без головного убора сел напротив. Ароматный напиток наполнил фарфоровые чашечки, возникла минутная пауза.
Да, несомненно, Татьяна Александровна была весьма красива, и более чем осознавала свою привлекательность. Было ей на вид не более тридцати пяти лет, и её красота вступила в пору своей зрелости и утончености. Сложная прическа, плод труда парикмахеров, не иначе как с Кузнецкого моста, шёлковое платье, модного цвета «электрик», и брошь с египетской камеей дополняли образ этой прелестницы. О вдовстве женщины намекал лишь изящный кружевной воротничок,
— Татьяна Александровна, хотел бы поговорить о вашем покойном муже, Захаре Петровиче. Судя по показаниям управляющего домом на Солянке, ваш супруг жил на широкую ногу, часто принимал гостей. Был таким хлебосольным и тароватым господином.
— Захар Петрович, — и она вздохнула, — был умелым финансистом. Об этом кто угодно скажет, особенно Иван Иванович Слепомудров, его начальник. Благодаря ему страховое общество «Россия» получало немалые прибыли, и платило за это ему щедрые комиссионные. Толковый был человек, — и она перекрестилась, — даже его жизнь была застрахована.
— Но самоубийство! И страховка…
— Нет, нет нет! — быстро произнесла вдова, — следствие доказало, что это был случайный выстрел, а не самоубийство. Я унаследовала почти двести тысяч рублей.
— Кому же переданы документы вашего мужа? Все бумаги над которыми он работал?
— Господину Рашке, Генриху Карловичу. Он сменил Захара Петровича, — и она промокнула батистовым платочком уголки глаз, вышло очень мило, — Рашке тоже толковый финансист, это сразу было видно. Он приезжал ко мне, просил ещё раз проверить бумаги за 1906 год. Кое -что муж хранил дома. Генрих Карлович копался до вечера, я ему эти коробки отдала, к чему мне они?
— То есть начальником вашего мужа был именно Слепомудров?
— И ещё куратором отдела являлся Акакий Ильич Евтюхов.
Минаков всё сказанное записал, а важнейшее пометил карандашом в своём блокноте, и опять потянулся к чашке с кофе.
— Кофе у вас потрясающий, — заметил он, рассчитывая порадовать хозяйку столь немудрящим комплиментом..
Сразу заметил, как прямо расцвела от этих слов хозяйка. Доброе слово, оно, и кошке приятно. Татьяна Александровна в ответ премило улыбнулась гостю.
— Аннушка у меня мастерица, я в ней души не чаю…
— И совсем грустное… А вы видели револьвер раньше у Захара Петровича? Ну может быть, разбирал, чистил? Перекладывал куда?
— Признаться нет… Но в тот день я на даче была. На хозяйстве оставалась Зоя Ивановна Маклакова. Возможно, у моего покойного мужа что-то с ней было, — говорила она презрительно, — но я не ревновала, я — женщина современная, и чужда предрассудков!
Минаков спрятал пальцы под столом, скрывая волнение. Его вопрос ведь мог показаться некорректным, но он был всё же задан:
— Так вы считаете, что Маклакова состояла в близкой связи с вашим покойным мужем?
Александр Владимирович пытался заметить хоть какое-то волнение на лице женщины, но та лишь небрежно поправила золотые часы на запястье да капризно скривила губы. Впрочем, после паузы ответила:
— Не знаю точно, но свечку, простите, я не держала,.. Однако раговаривали они часто, притом, на разные темы. Маклакова даже с нашего аппарата телефонировала, притом, неоднократно.
— А кому же?
— Подслушивать — это слишком неудобно для меня, — и она внимательно посмотрела на полицейского, — Моветон.