Два убийства в одной квартире, и китайская хитрость
Шрифт:
— В тот вечер мы с Генрихом Карловичем продолжили разбор документов, отданных нам вдовой Петрушевского. Вы же знаете, что мы занимались расследованием финансовых нарушений Захара Петровича. Нашли несколько реестров, где фигурировал заветный полис на сто пятьдесят тысяч рублей. Я устал, и около девяти вечера вышел из квартиры, затем, вернулся. Мы работали всю ночь, и вот, около пяти утра, Генрих Карлович нашёл на не корзины записную книжку, перелистал её и крикнул:
— Андрей! Я знаю где этот полис! Мы нашли эти деньги! Теперь они все в наших руках!
Да.
И тут, как чёрт из табакерки, в комнате возникла Маклакова с пистолетом в руке. Стрелять стала без прелупреждения… Мне просто повезло… Первый выстрел был в меня, но, к счастью я споткнулся, пуля пролетела над головой и я побежал по коридору. Спрятался в гардеробную, про которую никто не знал, кроме нас с Генрихом Карловичем. Тут раздался и второй выстрел, на пол что -то упало, и хлопнула дверь. Я подумал, что всё кончено и эта страшная женщина расправилась с моим другом. Теперь я понял всё про эти намеки Ивана Ивановича, предостерегавшего нас от этих шагов, этого расследования..
Лицо Юшкова было при свете керосиновой лампы пронзительно бледным, почти неживым. Он в волнении перебирал пуговицы своей ещё студенческой, тужурки, накинутой на его худые плечи.
— Иван Иванович, это чиновник Слепомудров? — припомнил Стабров
— Да, так и есть, — и несчастный тяжело вздохнул, — но, я смог спастись!
— Вы ранили городового Ракитина. Он уже с неделю в больнице лежит.
— Правда, не хотел. Только убежать, скрыться! Зря не послушался сестру, Варвару Евгеньевну… И вот… Но, — и его лицо осветилось словно изнутри, — я нашёл этот документ! Страховку на сто пятьдесят тысяч, акцептованную! Выписана на общество «Текстиль и обувь». А мы её с Генрихом Карловичем целый год разыскивали, а она в гардеробной лежала, в старой коробке… Я её нашёл, пока прятался, — и с гордостью выудил из своего стола гербовую бумагу, — Вот смотрите..
Стабров сам выдохнул с трудом… Кажется, старания не пропали даром… Но Рашке? Всё же, не больно он верил, что убила хозяина квартиры Маклакова.
— Господин Юшков! — твёрдо произнёс он, — я вынужден вас арестовать! Пройдёмте!
Около дверей в волнении ходила Варвара Евгеньевна, всё с той же керосиновой лампой. Увидев, что её брата Стабров выводит к выходу из дачи, кинулась к ним.
— Да вы же обещали, Сергей Петрович! — крикнула она, и горько заплакала, — что только поговорите!
— Правда, барышня, так оно лучше будет:. — пытался найти оправдания себе полицейский чиновник, — у нас и безопаснее… Хоть и в полиции, а всё под присмотром. Понимаете, Варвара Евгеньевна… В 1906 году погиб и ревизор Прокофьев, занимавшийся этим делом, с махинациями в этом департаменте, где ваш брат служит.
Девушка побелела еще больше, отвернулась, пытаясь успокоится.
— Ну, может быть, так для него безопаснее… Только не дайте его убить,
И девушка кинулась в комнату. Оба мужчины так и остались стоять в растерянности, с видимым чувством вины на лицах. Один, от того что подвёл двоюродную сестру, другой, что выходит, обманул хорошую девушку. Наконец, она вышла с двумя свёртками. У забора из штакетника так и стояло авто. Еремей Гвоздёв неторопливо прогуливался рядом, ожидая в нетерпении своего начальника.
— Сергей Петрович, едем? Поздно уже… — напомнил водитель.
— Да, заводи авто… На Петровку поедем…
Он помог сесть Варваре Евгеньевне, усадил Юшкова, уложил его веши, и сел рядом с подозреваемым.
— Поехали, чего уж ждать?
Гвоздёв включил ацителеновые фары, и их машина выехала из посёлка «Кратово». Да, воздух среди сосновых лесов настоялся, и стал просто умопомрачительным, ощущался ни с чем не сравнимый аромат хвои и малой толики смолы. Сергею Петровичу здесь даже курить расхотелось.
Дорога была свободной, по позднему времени, и они мчались со скорстью сорок вёрст в час. Уже через минут пятнадцать проехали через посёлок Люберцы, а ещё через полчаса добрались до московских окраин с бойнями, костным и мыловаренным заводами, просто оглушивших ни с чем не сравнимыми ароматами.
Варвара Евгеньевна схватилась за надушенный платок, Стабров достал свои «Стамбульския», заботливо предложив и Юшкову. Ну, а Ерёме хвататься было не за что, а руль автомобиля и так был в его умелых руках.
На Воловьей улице уже было вполне неплохо, и дышалось легче, но Гвоздёв сбросил скорость, желая избежать неприятностей. Потянулись извозчики, и тяжелые, груженые повозки, с впряженными в них ломовиками, набитые товаром. Купцы и торговцы готовились к завтрашнему дню, и на проезжей части стало совсем тесно. В Москве ведь жизнь кипела круглые сутки.
Проехали через Яузский мост, и дальше по Бульварному кольцу. Мимо покатили вагоны трамвая «А», трезвоня на ходу, и предупреждая обывателей о своём приближении. Горели фонари, и прогуливались люди, решившие подышать на ночь почти свежим воздухом.
Ну а они миновали уже Чистые пруды, Центральный рынок, и доехали до Петровского бульвара, где Сергей Петрович ?нял кепи и перекрестился на купола монастыря. Вскоре доехали и до Петровки, где перед Госпиталем повернули направо, и оказались у ворот Сыскной полиции Москвы.
Городовой распахнул ворота, и авто заехало внутрь. Сергей Петрович терпеливо дождался, пока брат и сестра простятся. Неправильно было осиавлять Варвару Евгеньевну одну, на улице, в столь тяжкие для неё минуты. Стабров приказал Еремею довезти барышню до её дома.
До Большого Каретного оставалось дойти совсем недалеко, и Сергей Петрович привычно глянул на часы, и ведь было уже половина двенадцатого вечера. «Верно, и так все спят, нечего других будить гудками» — подумал полицейский чиновник.
– «Да и по вечернему времени думается хорошо».