Два вампира (сборник)

Райс Энн

Внизу двигались маленькие фигурки ньюйоркцев. Были ли среди них одни живущие? Я напряг правый глаз. Видны были только те, кто казался живым. Я стал пристально рассматривать церковную кровлю, предвкушая ужас от того, что, вдруг увидев вплетенную в орнамент горгулью, я обнаружу ее следящие за мной живые глаза.

Вообще-то, меня мало кто волновал, кроме, конечно, находящихся со мной в комнате — тех, кого я любил, тех, кто ждал терпеливо, когда же кончится мое мелодраматическое, наполненное эгоизмом молчание.

Я обернулся. Арман снова

принарядился в модный бархат и кружево — образчики этого так называемого неоромантического стиля можно найти сейчас в любом из магазинов Нью-Йорка. Его нестриженые распущенные золотисто-каштановые волосы ниспадали так же, как это было в давно минувшие времена, когда, считаясь святым среди Детей Сатаны, как называли себя вампиры Парижа, он не позволял себе быть столь тщеславным, чтобы срезать хоть один локон. Чистота его волос была идеальной, цвет их, золотисто-каштановый, контрастировал с темно-красным, кровавым фоном его пальто. А эти его печальные, вечно юные глаза, смотрящие на меня, его гладкие мальчишеские щеки, ангельский рот. Он сидел у стола, сдержанный, но переполненный любовью и любопытством, даже смутной покорностью, казалось, говорящей; «Отложим все наши споры, я здесь ради тебя».

— Да,— произнес я вслух.— Спасибо.

Дэвид сидел с ним рядом, крепкий молодой англосакс с коричневыми волосами, на вид все так же пышущий здоровьем, как и в ту ночь, когда я сделал его одним из нас. По обыкновению на нем был твидовый пиджак с заплатками из кожи на локтях и наглухо застегнутый, как и у меня, жилет. Кашемировый шарф защищал его шею от холода, к которому он вряд ли привык, несмотря на свое здоровье.

Даже странно, до чего мы все чувствительны к холоду. Иногда мы, правда, долго не замечаем его, а потом вдруг реагируем неожиданно чутко.

Рядом сидела моя Дора, напротив Армана Дэвид сидел между ними, ближе ко мне. Для меня был оставлен стул, стоящий спинкой к окну и небу, если б я захотел сесть. Я посмотрел на стул. Простой, утилитарный предмет: черная лакированная поверхность, восточный стиль, скорее всего китайский, весьма практичный, видимо — дорогой.

Дора встала, слегка расставив ноги. Одета она была в легкое длинное платье из шелка цвета бургундского. Ее белые руки были обнажены. Лицо выражало тревогу; шапочка блестящих черных волос мысками опускалась на щеки — модная стрижка восьмидесятилетней давности, возрожденная в наши дни. Глаза ее были полны любви.

— Что случилось, Лестат? — спросила она— Расскажи нам, пожалуйста!

— Где твой глаз? — задал вопрос Арман.

Именно такого вопроса я от него и ждал. Вставать он не стал.

Дэвид, как истинный англичанин, поднялся лишь потому, что встала Дора. Арман продолжал сидеть, глядя на меня снизу вверх и задавая прямые вопросы.

— Что с ним случилось?

Я посмотрел на Дору.

— Они могли спасти глаз,— начал я, вспоминая рассказ о дядюшке Микки, дядюшкином глазе и гангстерах,— если бы бандиты не растоптали его!

— О чем

ты говоришь? — спросила она.

— Я не знаю, растоптали они мой глаз или нет,— отвечал я, раздосадованный дрожью в собственном голосе. Вечная моя беда — голос.— Это были не бандиты, а призраки, и когда я бежал, то оставил глаз лежать на ступенях. Это был мой единственный шанс. Возможно, они раздавили его, размазали, будто каплю слизи, не знаю. А что, дядюшку Микки похоронили со стеклянным глазом?

— Да... Думаю, да,— в изумлении произнесла Дора.— Никто никогда не говорил мне про это.

Я чувствовал, как те двое пристально на нее смотрят, как Арман разглядывает меня, как они мысленно восстанавливают образ дяди Микки, избитого до полусмерти в баре «Корона» на Мэгазин-стрит, когда гангстер остроконечным носком ботинка раздавил дядюшкин глаз.

Дора судорожно вздохнула.

— Что с тобой случилось?

— Вы перевезли вещи Роджера? — спросил, я.

— Да, они в часовне Святой Елизаветы, в надежном месте,— ответила Дора.

Святой Елизаветы... Это было название сиротского приюта, когда он еще существовал. Я никогда не слышал, чтобы она произносила это название раньше.

—Никому не придет в голову искать их там. Прессе до меня уже нет дела. Папины враги, как стервятники, отслеживают его корпоративные связи; они нацелены на его банковские счета; ради ключей от его сейфов они готовы убить любого. Я же, его дочь, считаюсь побочной, к тому же разорившейся. А, не важно.

— Благодарение Богу за это,— произнес я.— Вы говорили им, что он умер? Скоро ли окончится вся эта история, и какую роль вам надлежит в ней играть?

— Нашлась его голова,— спокойно сказал Арман.

Он стал объяснять приглушенным голосом. Собаки вырыли голову из кучи мусора и дрались из-за нее под мостом. Примерно с час какой-то старик, греясь у костра, наблюдал за ними и наконец понял, что собаки, грызлись из-за человеческой головы. Тогда он отнес голову в соответствующее учреждение, и генетический анализ волос и кожи показал, что это Роджер. Зубные коронки не помогли бы. У Роджера были превосходные зубы. Доре оставалось лишь ее опознать.

— Он, должно быть, сам хотел, чтобы ее нашли,— сказал я.

— Почему ты так думаешь? — спросил Дэвид.— Где ты пропадал?

— Я видел твою мать,— сказал я Доре,— видел ее белокурые волосы и голубые глаза. Совсем скоро и она, и другие будут на небесах.

— О чем, ради всего святого, ты говоришь, милый? — спросила она.— Ангел мой? Что такое ты мне рассказываешь?

— Садитесь все. Я расскажу вам историю целиком. Выслушайте, что я скажу, и не перебивайте. Нет, я не хочу садиться, я буду стоять вот так, спиной к небу, вьюге, снегу и храму. Я буду ходить по комнате. Слушайте же то, что мне надлежит рассказать вам. Запомните. Все это приключилось со мной! Меня могли одурачить. Меня могли обмануть. Но я видел все это собственными глазами и слышал собственными ушами!