Два вампира (сборник)
Шрифт:
Лошадь встала на дыбы. Мой отец подбежал к ней, чтобы схватить под уздцы, и пригрозил животному так же, как угрожал мне.
Икону для князя Федора быстро завернули в шерсть и доверили нести мне.
Я положил руку на рукоять меча.
— Нет, ты не увезешь его на свое безбожное дело! — воскликнул старец.— Князь Михаил, ваша светлость, наш могущественный правитель, велите этому безбожнику не забирать нашего Андрея.
Сквозь снег я рассмотрел лицо князя — сильное, с правильными чертами, седыми бровями и бородой, с огромными синими
— Отпустите его, отец,— крикнул он монаху.— Мальчик охотится с отцом с четырех лет. Никто еще не приносил таких щедрых подарков к моему столу, да и к вашему, отец. Отпустите его.
Лошадь заплясала и попятилась. Отец повис на поводьях. Князь Михаил сплюнул снег с губ.
Наших лошадей подвели к входу — могучего отцовского жеребца с грациозно изогнутой шеей и мерина пониже, который был моим, пока я не попал в Печерскую лавру.
— Я вернусь, отец,— обратился я к старцу.— Благословите меня. Что я могу сделать против своего доброго, мягкосердечного и бесконечно благочестивого отца, когда мне приказывает сам князь Михаил?
— Да заткни ты свой паршивый рот,— сказал мой отец.— Думаешь, мне хочется слушать это всю дорогу до замка князя Федора?
— Ты будешь слушать это на протяжении всего пути в ад! — объявил старец.— Ты ведешь на смерть моего лучшего послушника.
— Послушника? Послушника, обреченного обитать в вырытой в земле дыре! Ты забираешь руки, нарисовавшие все эти чудеса...
— Их нарисовал Господь,— ядовито прошипел я.— Ты прекрасно это знаешь, отец. Будь добр, прекрати выставлять напоказ свое безбожие и воинственность.
Я сидел в седле. Икону обернули шерстяной тканью и крепко привязали к моей груди.
— Я не верю, что мой брат Федор погиб! — сказал князь, пытаясь сдержать своего коня и поравняться с отцовским жеребцом.— Может быть, странники видели другие развалины, ка-кой-то старый...
— Сейчас в степях никто и ничто не выживает,— заметил старец и взмолился, обращаясь к Михаилу: — Князь, не забирайте Андрея. Не увозите его.
Монах побежал рядом с моим конем.
— Андрей, ты там ничего не найдешь — только стелющуюся траву и деревья. Положи икону в ветвях дерева. Положи ее там на Божию волю, чтобы татары, когда найдут икону, узнали ее божественную силу. Положи ее там для язычников. И возвращайся домой.
Снег падал так неистово и густо, что я перестал видеть его лицо. Я посмотрел вверх, на ободранные, голые купола нашего собора, след византийской славы, оставленный нам монголами-завоевателями, ныне алчно собиравшими с нас дань через князя-католика. Какой она была холодной и заброшенной, моя родина. Закрыв глаза, я мечтал о грязной келье в пещерах, о том, чтобы надо мной сомкнулся слой земли, чтобы, когда меня наполовину захоронят, ко мне пришли сны о Боге и о творимом им добре.
«Вернись ко мне, Амадео. Вернись! Не дай сердцу остановиться!»
Я озирался по сторонам.
— Кто меня зовет? Густая белая вуаль снега расступилась,
— Андрей! — послышался за моей спиной отцовский голос.
«Вернись ко мне, Амадео. Не дай сердцу остановиться!»
Пока я пытался сдержать коня, шерстяная ткань развернулась, икона выпала на землю и покатилась по холму, без конца переворачиваясь, подпрыгивая на углах. Я увидел мерцающее лицо Христа.
Меня подхватили и потянули вверх сильные руки.
— Отпустите меня! — запротестовал я и оглянулся. На замерзшей земле лежала икона, вопрошающий взгляд Господа был обращен вверх.
Мое лицо с обеих сторон сжали твердые пальцы, Я моргнул и открыл глаза. В комнате было тепло и светло. Прямо надо мной неясно вырисовывалось знакомое лицо моего господина, его голубые глаза налились кровью.
— Пей, Амадео,— сказал он.— Пей от меня.
Моя голова упала ему на горло. Забурлил фонтан крови; он забил из вены Мастера, густой струей полился на воротник его золотой мантии... Я лизнул ее. Кровь воспламенила меня, и я вскрикнул.
— Тяни ее в себя, Амадео! Тяни сильнее!
Кровь заполнила мой рот. Мои губы тесно прижались к шелковистой белой плоти, дабы не позволить пропасть хотя бы капле драгоценной жидкости. Я сделал большой глоток и в тусклой вспышке увидел, как мой отец скачет через степь: могучая фигура в кожаных одеждах, меч прочно прикреплен к поясу, нога согнута, потрескавшийся, изношенный коричневый сапог твердо стоит в стремени. Он повернул налево, грациозно приподнимаясь и опускаясь в такт широким шагам своего коня.
— Отлично, уходи от меня, ты, трус, бесстыдник, жалкий мальчишка! Уходи! — Он смотрел прямо перед собой.— Я молился, Андрей, я молился, чтобы они не затащили тебя в свои грязные пещеры, в свои мрачные земляные кельи. Мои молитвы услышаны! Иди с Богом, Андрей. Иди с Богом. Иди с Богом!
Лицо стоявшего надо мной Мастера, восхищенное и прекрасное, сияло белизной на фоне дрожащего золотого света бесчисленных свечей.
Я лежал на полу. В моем теле бурлила и пела кровь. Я поднялся на ноги и почувствовал, как закружилась голова. Перед глазами все поплыло.
— Мастер...
Он был уже в дальнем конце помещения и спокойно стоял босиком на светящемся розовом полу, протянув ко мне руки.
— Иди ко мне, Амадео, подойди сюда, иди, забери остальное.
Я старался подчиниться. Мастерская сияла разными красками. Я увидел процессию волхвов.
— Какие они яркие, какие живые!
— Иди ко мне, Амадео.
— У меня не хватит сил, Мастер, я упаду в обморок, я умру в этом великолепном свете.
Я сделал шаг, за ним — еще один, хотя и думал, что это невозможно. Я ставил одну ногу перед другой, подходя все ближе и ближе, пока не споткнулся.