Два вампира (сборник)
Шрифт:
— А я-да, живой, ты такой сильный, удивительно сильный...— шептал я,— М-м-м-м, нет, не уходи... еще рано, еще не время.
У него подогнулись колени. Он медленно опустился на ковер, я опустился следом, ласково притянув его за собой к краю кровати, а потом уронил его рядом, и мы лежали, сплетенные, как любовники. В нем оставалось еще немало крови — столько я в обычном состоянии ни за что бы не выпил, просто не захотел бы.
Даже в тех редких случаях, когда, едва став вампиром, жадный, молодой, я убивал по две-три жертвы в ночь, я никогда ни от кого так глубоко не пил. Теперь я погрузился в темные вкусные отбросы, вытягивая
— Как же ты прекрасен... да... да...
Но его сердце на большее было неспособно. Оно замедлилось и забилось в неотвратимо смертоносном ритме. Я прикусил кожу его лица и сорвал ее со лба, облизывая густую сеть кровоточащих сосудов, покрывавших его череп. Там оставалось еще много крови, много крови, скрытой тканями его лица Я высасывал ее из волокон и выплевывал их, обескровленные, белые, глядя, как эти отбросы падают на пол.
Мне захотелось попробовать сердце и мозг. Я видел, как их достают древнейшие. Я знал, как это делается. Римлянка Пандора однажды просунула руку прямо в грудь жертвы.
Так я и сделал. Отметив в изумлении, что моя рука, пусть пока темно-коричневая, обрела нормальные очертания, я расставил застывшие пальцы смертоносным заступом и ввел их в него, разорвав рубашку, пробив грудную клетку, перебирая его мягкие внутренности, пока не извлек сердце и не взял его так, как брала Пандора. Я принялся пить. О, там крови оставалось в избытке. Чудесно. Я высосал сердце досуха и бросил на пол.
Я лег, как и он, неподвижно, рядом с ним, положив правую руку на его шею, приклонив голову у него на груди, тяжело дыша. Во мне танцевала кровь. Я чувствовал, как подергиваются руки и ноги. Мое тело содрогалось от спазмов, и его белая мертвая туша замерцала перед глазами. Комната то загоралась, то гасла.
— Какой милый брат,— прошептал я.— Милый, милый брат.— Я перекатился на спину. В моих ушах рокотала его кровь, она двигалась под кожей головы, она покалывала щеки и ладони. Как хорошо, слишком хорошо, приторно хорошо.
— Мерзавец, значит? — Голос Бенджика, из далекого мира живых.
Далеко-далеко, в царстве, где полагается играть на пианино, а маленьким мальчикам следует танцевать, стояли словно вырезанные из раскрашенного картона две фигурки, не сводившие с меня глаз: он, маленький разбойник из пустыни с дорогой черной сигаретой в зубах, не переставал затягиваться, шлепая губами и поднимая брови, и она, с мечтательным видом, решительная и задумчивая, как раньше,— ее ничто не шокировало и, наверное, не тронуло.
Я сел и подтянул колени. Я поднялся на ноги, быстро ухватившись за край кровати, чтобы выпрямиться. Я встал, совершенно голый, и посмотрел на нее.
Ее глаза наполнились густым серым светом, она взглянула на меня и улыбнулась.
—Потрясающе! — прошептала она.
— Потрясающе? — Я поднял руки и отвел с лица волосы.— Отведи меня к зеркалу. Быстрее. Я умираю от голода. Я снова голоден.
Началось, действительно. Я уставился в зеркало как в ступоре. Мне и раньше доводилось видеть такие же испорченные экземпляры, но каждый из нас портится по-своему, и я — не могу привести здесь алхимические причины — стал темно-коричневым существом, шоколадного цвета, с удивительно светлыми опаловыми глазами, украшенными красновато-коричневыми зрачками. Щеки болезненно запали, из-под глянцевой кожи выпирали ребра, а вены,
Я открыл рот. Меня снедала жажда. Вся пробудившаяся плоть пела от жажды или же проклинала меня. Как будто тысячи раздавленных, онемевших клеток нараспев требовали крови.
— Мне нужно еще. Необходимо. Не подходите ко мне.— Я поспешно обошел Бенджика, чуть ли не плясавшего рядом со мной.
— Что ты хочешь? Что мне сделать? Пойду еще кого-нибудь приведу.
— Нет, я сам его найду.— Я упал на жертву и распустил шелковый галстук. Я быстро расстегнул пуговицы рубашки.
Бенджи немедленно кинулся расстегивать его ремень. Сибил опустилась на колени и принялась стягивать сапоги.
— Револьвер, осторожно, револьвер,— встревожился я.— Сибил, отойди от него.
— Да вижу я револьвер,— с упреком откликнулась она и осторожно отложила его в сторону, как свежевыловленную рыбу, готовую вырваться из ее рук. Она стянула с жертвы носки.
— Арман, эта одежда,— сказала она,— тебе будет велика.
— Бенджи, у тебя найдутся ботинки? — спросил я.— У меня маленькие ноги.— Я встал и поспешно надел рубашку, застегнув пуговицы с ослепившей моих помощников скоростью.
— Не смотри на меня, неси ботинки,— велел я. Я натянул брюки, застегнул молнию и с помощью быстрых пальцев Сибил закрепил болтающийся кожаный ремень. Я затянул его как можно сильнее. Сойдет.
Она упала передо мной, платье окружило ее огромным цветочным кольцом, и она закатала штанины на моих босых коричневых ногах.
Я просунул руки в хитроумно застегнутые манжеты, так их и не потревожив.
Бенджи бросил на пол черные бальные ботинки, дорогие туфли-лодочки, ни разу не надетые божественным маленьким негодником. Сибил поднесла к моей ноге один носок, Бенджи подобрал второй.
Я надел пиджак, и все было готово. Приятное покалывание в венах прекратилось. Опять подступила боль, она заревела, словно меня прошили огненными нитями, и ведьма резко тянула за иглу, чтобы заставить меня содрогаться.
— Полотенце, дорогие мои, что-нибудь старое, ненужное. Нет, не надо, только не в эти дни, не в эту эпоху, даже не думайте.
Исполнившись отвращения, я осматривал его сине-бледную плоть. Он лежал, бессмысленно уставившись в потолок. На фоне жуткой бескровной кожи выделялись крошечные, мягкие, очень черные волоски в ноздрях, над бесцветной губой желтели зубы. Волосы на груди превратились в спутавшуюся в предсмертном поту массу, а рядом с огромной зияющей дырой лежала мякоть его бывшего сердца — нет, эти страшные улики необходимо убрать из мира общепринятых принципов.
Я нагнулся и засунул остатки раздавленного сердца в грудную клетку. Я плюнул на рану и потер ее пальцами.
Бенджи охнул.
— Смотри, Сибил, затягивается! — воскликнул Бенджи.
— Поверхностно,— сказал я.— Он остыл, и крови слишком мало.— Я огляделся по сторонам. Рядом валялись бумажник, документы, кожаная сумка, куча зеленых банкнот, стянутых декоративной серебряной скрепкой. Я все подобрал. Я запихнул сложенные деньги в один карман, все остальное — в другой. Что у него еще было? Сигарета, смертельно опасный кнопочный нож и револьверы, ах да, револьверы. Я положил их в карман.