Два вампира (сборник)
Шрифт:
— Конечно.
От удивления я не нашелся что сказать.
В голову не приходило ни единой удачной мысли — мелькали только обрывки каких-то заумных теологических идей, провокационные вопросы типа: «А почему Бог сам этого не знал?» — и тому подобная ерунда.
Мне нужно было подумать, сконцентрироваться и понять, что говорит моя собственная интуиция.
— Ты вроде Декарта...— сказал он.— Или Канта...
— Не смей смешивать меня в одну кучу с кем-либо! — перебил я.— Я — Вампир Лестат, единственный и неповторимый в своем роде.
— Нашел кому говорить об этом!
— Много ли нас сейчас на земле —
— Согласен целиком и полностью. Ты мне нужен. Я нуждаюсь в таком помощнике.
— И тебя не смущает, что я не испытываю к тебе никакого уважения, что совершенно не верю в тебя и, несмотря на все произошедшее, не боюсь? Тебя не волнует, что вот сейчас, здесь, в моем доме, я попросту смеюсь над тобой? Не думаю, что Сатана стал бы терпеть подобное. Я бы не потерпел. А ведь тебе известно, что я сравнивал себя с тобой. Люцифер! Сын утра! Своим хулителям и судьям я заявлял, что перед ними сам дьявол или что, доведись мне встретиться с самим Сатаной, я разобью его наголову и обращу в бегство.
— Мемнох, меня зовут Мемнох,— поправил он.— Пожалуйста, не упоминай больше это имя — Сатана. Равно как не употребляй и другие: Люцифер, Вельзевул, Азазел, Мардук, Мефистофель... Ты вскоре и сам поймешь, что все они лишь словесные вариации одного и того же понятия. А Мемнох — это имя на все времена. Оно звучит вполне подобающе и приятно. Мемнох-дьявол. Однако не пытайся отыскать его в книгах — это бесполезно.
Я промолчал, пытаясь осмыслить сказанное. Да, он способен менять обличье, однако должна присутствовать некая иная, невидимая глазу субстанция, составляющая его внутреннюю сущность. Быть может, именно мощь этой внутренней сущности и противостояла мне, когда я нанес ему удар в лицо? Ведь я не ощутил под рукой реального препятствия — только сопротивление какой-то силы. Интересно, а если бы мне вздумалось сейчас схватиться с ним, будет ли эта человеческая оболочка в достаточной мере наполнена внутренней субстанцией, чтобы одержать надо мной победу? Сравнится ли его сила с силой темного ангела?
— Да,— сказал он,— И ты даже не можешь себе представить, как трудно бывает довести такого рода вещи до сознания смертных. Но тебя я выбрал не только по этой причине. Ты стал моим избранником, не столько потому, что лучше других способен понять и постичь все, что необходимо, сколько потому, что идеально подходишь для такой работы.
— Для работы подручным дьявола?
— Именно. Для того чтобы стать, если можно так выразиться, моей правой рукой и заменять меня, когда я слишком устану. Чтобы стать моим принцем, наследником.
— Но как ты мог так ошибиться? Неужели ты находишь забавными мои душевные муки, мое самобичевание? Неужели ты полагаешь, что мне нравится причинять зло? И что, видя нечто прекрасное, например лицо Доры, я способен думать о зле?
— Нет, я вовсе не считаю, что тебе нравится причинять зло,— ответил он.— Во всяком случае, не больше, чем мне.
— Не больше, чем тебе? — прищурившись, переспросил я.
— Я ненавижу зло. И если ты не поможешь мне... Если ты позволишь Богу и впредь действовать по своему усмотрению, то, будь уверен, зло
— Ты хочешь сказать,— медленно произнес я,— что такова воля Божия? Что Бог хочет разрушить мир?
— Кому дано это знать?..— холодно ответил он.— Однако я уверен, что Он и пальцем не пошевелит, чтобы этого не случилось. Равно как уверен в том, что сам этого не хочу. Но мои действия праведны, в то время как деяния Господа зиждутся на крови и опустошении, а это чрезвычайно опасно. И ты знаешь, что они именно таковы. Ты просто обязан мне помочь. Я уже говорил, что близок к победе. Однако нынешний век невыносимо тяжел и просто ужасен для всех нас.
— Ты хочешь уверить меня в том, что не служишь злу?
— Вот именно. Вспомни, о чем спрашивал тебя Дэвид. Он спросил, ощущал ли ты присутствие зла, когда я был рядом. И ты ответил, что не ощущал.
— Всем известно, что дьявол искусный лжец и умеет вводить в заблуждение.
— А мои враги искусные клеветники. По сути, ни Бога, ни меня нельзя назвать лжецами. Однако... Я и в мыслях не допускал, что ты поверишь мне на слово, и пришел сюда вовсе не для того, чтобы убедить тебя пустыми разговорами. Я возьму тебя с собой, покажу тебе и ад, и рай, а если у тебя возникнет желание, дам возможность побеседовать с Богом — так долго, как Он позволит и сам ты того захочешь. Не с Богом Отцом, нет, а... Впрочем, ты сам вскоре увидишь и поймешь. Но я должен быть уверен в том, что ты будешь действовать по собственной воле и искренне пожелаешь постичь истину. Что ты сам захочешь отказаться от бессмысленного и бесцельного существования, чтобы вступить в смертельную битву за судьбы мира.
Я молчал. Я просто не знал, что ответить. Наш разговор ушел далеко в сторону от первоначальной темы.
— Увидеть рай? — прошептал я наконец, постепенно постигая смысл его предложения.— И ад?
— Да, конечно,— спокойно и терпеливо подтвердил он.
— Мне нужна ночь на размышления.
— Что?!!
— Я сказал, что мне нужна ночь, чтобы все обдумать.
— Ты мне не веришь? Тебе нужно какое-то свидетельство, знамение?
— Нет, напротив, я начинаю тебе верить. Именно поэтому я должен подумать, взвесить все «за» и «против».
— Но я здесь, чтобы ответить на любой твой вопрос, чтобы немедленно продемонстрировать тебе все, что ты захочешь.
— Все, что я хочу, это чтобы ты оставил меня в покое на две ночи, сегодняшнюю и следующую. Согласись, просьба весьма скромная и обоснованная. Оставь меня в покое.
Он был явно разочарован и даже, возможно, заподозрил какой-то подвох с моей стороны. Однако я говорил совершенно искренне. И другого ответа дать не мог.
— Неужели тебя можно обмануть? — спросил я.
— Конечно. Я могу положиться только на те способности, которыми обладаю, точно так же, как ты полагаешься на свои. И эти способности имеют свои пределы. Равно как и ты ограничен в своих. Тебя можно обмануть. И меня тоже.
— А как насчет Бога?
— О-о-о! — недовольно воскликнул он.— Если бы ты только знал, до какой степени неуместен сейчас твой вопрос! Ты даже не представляешь, как я в тебе нуждаюсь и как я устал. А Бог... Бог, мягко говоря, выше любого обмана... Ладно. Я дам тебе эти ночи. Не стану тебя беспокоить... преследовать, как ты выражаешься. Но позволь спросить: что ты намерен делать?