Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
Миша ликовал. Он чувствовал себя супергероем – настолько ему повезло с охраной, да и самооценка повысилась до предела? «А Серый говорил: “Дурак… Несовершеннолетний, несовершеннолетний…»
Теперь дело за малым – найти камеру, где сидит отец. Обшарпанные коридоры пустовали, что было странно. Миша не мог разыскать кабинет регистрации, чтобы спросить про папу. Во всяком случае, Миша мог соврать- что он адвокат, если кто попадется на пути.
Долго петляя по этажам, коридорам парень ничего так и не нашел: все двери были
И вдруг, Слава Богу, за одной дверью раздались голоса. Миша уже хотел войти туда, однако из-за двери донёсся голос:
– Забавно, Орлов, ты, правда, считаешь, что мы в это поверим?
По спине Миши пробежались мурашки. Там его папа… И, похоже, весь состав представителей закона этой тюрьмы.
– Я уверяю вас, что это чистая правда. Сколько вам уже повторять?!
Раздались неторопливые шаги, Миша притаился.
– Какой вы несговорчивый. Если плохо знаете русский, не стесняйтесь – излагайтесь на английском.
– Я всего лишь бизнесмен, я не шпион! И я повторяю, я требую, чтобы позвонили моему адвокату!
– Слышишь ты, подобные цитаты закидывают только американцы. А бизнес -прикрытие, ясно как день. На кого ты работаешь?!
– Я ни на кого не работаю!
После последней фразы раздался звук удара.
– Хватит. Уже который час это продолжается. Господа, я предлагаю расценить преступление, как « измена родине». Он не сознается, что за архив он получает, на кого он работает. Он и его руководство затевает государственный переворот…
У Миши от ужаса расширились глаза. Он не видел лица следователя, но слышал каждое его слово.
– Я больше чем уверен, что его близкие тоже к этому причастны. Поэтому немедленно найти. Я считаю, что необходимо привести приговор в исполнение прямо сейчас. А как вы считаете?
Наступило недолгое молчание.
– Я разделяю вашу точку зрения, Николай Тимофеевич – человек небезызвестный, так что если к этому потянуться СМИ, скажем что террорист, шпион, коррупционер… – раздался другой голос.
– Вы не имеете права! Без суда карать человека незаконно.
– А вы не человек, вы – враг народа.
Сердце молодого Орлова билось все сильнее и сильнее. Дыхание участилось.
– Гм… И верно, что мы – изверги какие-то? Дайте телефон кто-нибудь!
Послышался гомон, шуршание.
Миша отчетливо слышал , как его отец набирает номер…как тяжело его дыхание…
– Алло…
Раздался выстрел. Тело тяжело рухнуло на пол.
Дыхание Миши остановилось. Он не мог осознать, что произошло… «Нет… нет… Он не мог…»
– Вам он больше не понадобиться, – совершенно спокойно сказал следователь, убирая пистолет.
Миша оскалился и ворвался в кабинет, выбив дверь. Его отец ничком лежал на кафеле, по которому текла струя крови…
–
– Сука!! Мразь! – неистово закричал он, бросаясь на человека, который и был следователем, втыкая в его тело острый перочинный нож, который Миша вытащил из кармана пиджака отца.
– Держите его! – отозвался раненый следователь, опускаясь на пол. – Это его сын… что вы, как вкопанные… а-а-а…
И тут Миша осознал, что натворил. Он – мертвец. Окружён вооруженными людьми, да еще по лестницам поднималась охрана. Ему оставалось только выпрыгнуть в окно.
Он бежал, не чувствуя пульса, не чувствуя боли от падения… За ним гнался целый патруль, как в американских фильмах, только без вертолетов.
То, что он выпрыгнул, дало Мише фору. Он успел отстать от полиции, но та все еще преследовала его. Глаза ничего не видели. Силы были на исходе.
Первая попавшаяся дверь подъезда. Стук в квартиру, который отражался эхом в ушах. Он понял, что ему открыли… И произнося только слабое «спасибо», упал на пол, теряя сознание.
====== Глава 8. Интеллигенция всех стран ======
От яркого солнечного света, бившего прямо в глаза, Орлов проснулся. Он лежал на велюровом диване лилового цвета, накрытый темно-красным шерстяным пледом; юноша, рассеянно моргая, осмотрел помещение, в котором находится: стильно обставленная, просторная светлая комната – светлые стены, два больших окна, пурпурные шторы с золотым узором. Мебель почти вся была пастельного сиреневого цвета. Миша еще раз медленно моргнул, и тут прямо перед собой он увидел девушку, сидевшую на краю дивана, поджав под себя ноги. На коленях у нее лежал альбом, в правой руке – карандаш, в левой – ластик. Она рисовала. Глаза Миши от страха и возмущения расширились.
– Ты что здесь делаешь? – воскликнул он, хватая девушку за руку. От неожиданности та вскрикнула, выронив карандаш на пол.
– Я? Я рисую, – краснея, ответила Виктория, спешно прижимая альбом к себе так, чтобы Миша не мог видеть рисунок.
Парень перевел взгляд на альбом, потом снова на девушку.
– Что ты тут делаешь? – снова спросил Орлов и вдруг резко схватился за голову. – а где я? И почему так болит башка?
Девушка, терпеливо выдохнув, подняла карандаш, отложила альбом и размеренно ответила:
– Ты у меня дома. Я тут живу. А вот что ты тут делаешь – действительно важный вопрос!
оРЛОВ помотал головой, чтобы разогнать слёзы, наворачивающиеся на глаза. Он ведь практически забыл о том, что произошло.
– За мной гналась полиция, – тихо произнёс он, прижимая к себе колени. – Я сбежал. Не помню, правда, как я сюда попал.
– Полиция? – хмыкнула Виктория. – Не сомневаюсь, что ты, конечно, способен устроить знатный дебош, но почему, ты хоть помнишь? Вроде спиртным от тебя не пахнет… Ширнулся?