Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
– Хоть говори, хоть нет, – Анна в два шага приблизилась к ней и с силой дала пощёчину. – Заткни рот, идиотка, не ори. Что ты хотела, куда ещё по-твоему трупы сбрасывают? Знаешь, в лес муторно вести, а в багажнике только полные кретины перевозят. Здесь никто ничего не находит и никто из ментов сюда ни за что не полезет.
– А кто здесь ещё лазит, кроме сатанистов? – тихо спросил Миша, закрыв уши руками, чтобы ненароком не повернуть голову.
– Ультра-правые, скины, бродяги, бомжи и множество других разных фриков, но они тут не задерживаются. Блевотиной плюются не хуже тебя, малолетки,
– А левые?
– Левых что-то вроде… тебя – никогда. Левые – либеральные зазнобы до тошноты, аж бесит, а ума как у пустой бочки.
– Отнюдь, – прошипела Виктория, нахмурив брови, – зазнобы в центристской и умеренно-правой оппозиции.
– Хе, на себя, блин, посмотри. Ты в канализации карамельными речами трубишь и корчишься ещё: отню-ю-юдь. Хрен тут кто-то тебя похвалит, усекла? Мой тебе совет: чеши поменьше языком.
– А говоришь, что не родственник Троцкого… – пробурчал Орлов.
– Хватит надо мной стебаться! – Виктория сжала кулаки. – Ты вообще белогвардейца потомок!
– Заткнись уже, бля… В край достала, дорогуша.
К счастью социалистки, спустя полчаса в полной тишине, они подошли к деревянной, подгнившей двери. Мише было всё равно где спать, поэтому Анна оставила его внизу, тихо прокравшись между спящими межрайонцами. А Викторию, воровка больно схватила за руку и выволокла на первый этаж здания.
– Вы бродяги, да? – тихо спросила блондинка. Она сразу же догадалось об этом, увидев подвал, увидев лежащих на холодном полу оборванных, бледных людей, укрывшихся обрывками старого пледа. На этот вопрос Анна ничего не ответила, лишь жестом указала на кабинку лифта.
– Ты не будешь спать с нами, – грозно сказала она. – Пренебрежёшь маникюром, залезешь на чердак.
– Почему такая агрессия? – непонимающе спросила Дементьева. – Из-за вопроса всего лишь?
– Ты из левой оппозиционной партии, если хочешь работать с нами, в чём я не сомневаюсь, то должна жить отдельно. Наши люди должны верить, что вы... сильная и обеспеченная сила, а если один из членов ЦК левой партии будет ночевать вместе с бомжами, то тебя с твоим характером раздавят. Ты – гнилая интеллигентка, а я обещала представить им адекватного, умного политика. Иди, что стоишь! Провожать не буду, надеюсь, ты не такая идиотка, какой кажешься на первый взгляд – найдёшь.
На чердаке было темно, но не сыро, и слава богу. В углу стояла полуразваленная кровать, как видимо, для неё. Виктория вытерла глаза платком и, надев очки, достала из сумки тонкую распечатку, в оглавлении которой было написано«Для В.Дементьевой». Когда девушка стала делать успехи в истории, её руководитель Николай Орлов сделал анализ и подборку всех возможных носителей её фамилии. Родословной это было назвать сложно, хотя Вика тогда и с интересом читала о тех, кто, возможно, являлись её дальними родственниками. Теперь она поняла всю глубину такого подарка и смотрела на эти листья уже иными – открытыми глазами.
====== В поднебесье парят журавли. I ======
7 июля 1916 г. Российская Империя. Черниговский уезд.
«Свобода растворяет в неге душу, свобода силу мысли придаёт, и нет на свете ничего могуче, чем чувствовать в себе орла полёт…»
Лишь
«Боже мой, как жаль, – думала она, вздохнув, – как жаль, что нет с собой ни пергамента, ни чистого листочка. Почему именно сейчас душа моя поёт и рвётся ввысь, устремляясь к небу, к стремительному полёту белых птиц, а не в доме, когда всё оборудование на изготове…»
Мысль Стефании оборвалась от нежного порыва бриза: она закрыла глаза и с чувством вдохнула свежий, прохладный воздух. Она провела руками по росистой траве – рукава её белой, хлопковой рубахи вымокли до нитки, но при этаком июньском зное, какой в Чернигове – на севере Украины, было одним спасением. Девушке не хотелось возвращаться в имение, она чувствовала, как счастлива мчаться одной на просторе, как счастлива просто лежать и дышать полной грудью, наблюдая за чайками и журавлями. Она ещё не осознала умом, что всей душой мечтает о полной, абсолютной свободе – девушка боялась думать об этом, словно кто-то посторонний мог прочитать её мысли, а потому и не позволяла сердцу возобладать над разумом.
Стефания Вержинская была единственной дочерью владельца имения «Райна» близ Чернигова Станислава Андреевича Вержинского и его жены Гульнары Вержинской. Станислав Андреевич не только руководил делами имения, но и занимался торговлей пушнины с купцами из Польши, Белоруссии, а также купцами из самых дальних уголков Российской Империи. Пушнину глава семьи разводил в лесах, которые входили в участок имения: куниц, лисиц, хорей, соболей и зайцев. Благодаря исключительно этим спекуляциям семья Вержинских не разорилась и, более того, приобрела звание буржуазной семьи.
На Украине, особенно южной, преобладало еврейское население, но Стефания была абсолютной славянкой. Корни ее рода исходили от московитов, лишь в XVII веке прапрабабка вышла замуж за поляка Владислава Вержинского и взяла польскую фамилию. Но единственный поляк в роду ещё раз подтверждает московитость семьи Стефании – и в культуре и в привычках.
Она была обязана знать свою родословную назубок, не путать Андрея-деда и Андрея прадеда, изучать физику с химией и ежедневно посещать уроки танцев – это был не весь список её обязанностей. Стефания с облегчением выдохнула, когда узнала, что основы торговли и управления учить ей не придётся – потенциальные женихи, прежде чем свататься к юной красавице, должны доказать свою образованность и интеллигентность.
Стеша была кокеткой, по ней можно было сверять время: если у крыльца толпились парни, значит уже четыре часа, и Стефания отправляется в город за покупками. Её ублажало, но и докучало такое активное внимание мужчин. Она мечтала, что когда-нибудь в её однотонной жизни появиться герой-храбрец, который даст фору всем ухажёрам, которые всюду следовали за ней. Но пока таких на горизонте не было заметно, и Стеша скучала, иногда сбегая из дому в поле, наслаждаясь волей и временным глотком свободы.