Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
– Считаете, я не способен на что-то неземное? – Сергей предубеждённо хмыкнул и приподнял бровь.
– Отнюдь, я считаю, что вы выше всего неземного, – Стефания улыбнулась, но тут же снова помрачнела, так как её собеседник кокетничать не собирался. И суеверным не был.
– Ваш венок, я так полагаю… – Сергей протянул девушке цветы. – Вы же крещёная, правда?
– Правда, – тихо ответила Стефания.
– Отчего же тогда языческим праздникам следуете?
– Оттого, что это весело.
– Но вы
Этот вопрос застал девушку врасплох. В словах Сергея не было укора, они были холодны и просты, что удивило Стефанию. И лукавить ей не было сил.
– Каюсь, что не сильна. Я верю, но я многого не понимаю по глупости и молодости своей…
– Вам говорит так маменька? – немое ехидство застыло на его лице.
– Я просто не столкнулась ещё с такими трудностями и бедами, когда помочь, кроме Бога, более никто не в силах.
– Да своя голова на что нужна? – удивился Сергей. – Не на то нам положены пара рук и ног, чтобы падать на колени, крестится и молить бога о помощи. Нам они даны, чтобы мы сами могли преодолевать препятствия, положенные судьбой.
– Как странно вы говорите, – промолвила девушка, всё рассматривая водную гладь, блестящую при луне. Веселье утопало и растворялась в ней.
– Вы не согласны со мной, Стефания Станиславовна?
– Отчего же, я думаю над вашими словами и не нахожу должного подвоха.
– А хотите ли вы его найти?
– Но ведь это… неправильно. По вашим суждениям не нужно молиться?
– Молитесь коли хотите, но какой от этого прок? – мужчина царапнул ногтями деревянный парапет моста и тут же оживился. – Вы читали Чернышевского?
– Читала, но... – осеклась Стефания, – ...он долгое время был под запретом.
– Однако?
– Я не примечу того, чего вы спрашиваете? Там фигурирует лишь любовная линия…
– Любовная линия? Любовная линия? – переспросил Сергей и рассмеялся. Этот холодный, язвительный смех задел Стефанию за живое. Она передёрнулась и с обидой скрестила руки на груди, отстраняясь от Сергея в сторону. – Как можно быть такой слепой?
– Я не понимаю вас, простите, мне нужно откланяться…
– Не ждите, что я брошусь за вами приносить свои извинения, – кинул он вслед. – Вы говорите не своими словами, и я не обижусь на вас.
Стефания обернулась, покуда желала бы скрыться прочь, гордо задрав нос. Её вдвойне задело такое гордое и пренебрежительное поведение какого-то интеллигента. Но чувство любопытства выло в ней куда сильнее чувства собственного достоинства.
– Интересно, почему вы решили, что я говорю не своими словами? – с нотной обиды спросила она. – И если не своими, то чьими?
– Вы желаете сказать, но вас душат родительские авторитеты. Вы говорите их словами.
Немного подумав, Стефания произнесла:
–
– И?
– Но мне сказали, что всё это выдумки и кроме её любви с Лопуховым ничего нет.
– Но что же вы видели?
– Желание свободы и независимости Веры Павловны, – тихо прошептала Стефания.
– Почему вы это говорите так неуверенно? Будто извиняетесь?
– Но это же не так.
– С чего вы взяли? Вдруг именно ваше мнение есть самое верное. Вам не нравится слышать и видеть, как ваши родители отдают приказы рабочим и кулакам?
– Нет, – с дрожью в голосе сказала она.
– А вы ходите отдавать приказы? – пытливо всё спрашивал Сергей Иванович.
– Нет, не хочу.
– В таком случае, что вы здесь делаете?
– А вы? – Стефания пронзительно взглянула на интеллигента. – Вы не очень похожи на человека, кто бы любил разгуливать при луне.
– Что же вы думаете?
– Я не скажу.
– Чего вы боитесь?
– Я думаю, что вас отец подослал следить за мной.
– Какой абсурд!
– И вы всё расскажете ему. Я неправильно думаю.
– Вам не дают правильно думать! В этом вы не находите себя похожей с героиней романа Чернышевского?
– Нахожу. Только, Сергей Иванович, давайте перейдём на «ты». Мы, право, знакомы меньше суток, а будто несколько лет. Это так странно…
– Как хочешь. Всё лучше всякой лишней официальности, и если вам взбредёт в голову называть меня при ком-то по имени, что, вероятно, будет компрометировать и меня и тебя, то зови меня “Фауст”. Ничего странного. Обыкновенная психология, – в свою очередь улыбнулся Сергей. – А вежливость часто берут за флирт – так говорит мой товарищ.
– Умный у тебя товарищ, “Фауст”, а ведь как верно сказано.
– Он мудр, он многое повидал и многое знает.
– А императора он видел? – решила пошутить Стефания.
– Видел. Он дал знать, что императору недолго править осталось.
– Как это так? – испугалась девушка.
– Император всей стране приказы отдаёт, а людям, как и вам, это не нравится. Никто не любит, когда им приказывают.
– Да как же не будет?
– А император перестаёт править, когда люди перестают подчиняться, – пояснил Сергей.
– Да как же жить без управления?
– А что тут необычного? Человек сам себе кормилец и хозяин. Представьте, что ты работаешь: сеешь пшеницу на хлеб, но только ровно половину урожая должна отдавать какому-то человеку, кто ни усилия для всхода колосков не сделал.
– Несправедливо это. Зачем я ему буду отдавать то, что я одна заработала?
– А затем, что этот человек над вами управу имеет. Так задумано было, что до вас его прадед был в управе над вашим прадедом и так далее.
– Да как же так можно?