Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
– Что?
– Кольцо с опалом. Странно… Никогда не видел опал в живую. Очень редкий вид…
Виктория сунула руку в карман брюк.
– В камнях разбираешься? Значит, и в политике разобраться сможешь. Вечером я еще зайду.
– А я тут целый день как в тюрьме сидеть должен? – возмутился Миша. Он совершенно не так планировал провести свою жизнь.
– Желательно, но, если захочешь развеяться, можешь осмотреть штаб.
Миша слегка наклонил голову.
– У тебя вообще есть свободное время?
Виктория опустила голову. Она стояла спиной к парню, и он не видел, как у нее заблестели глаза.
– Да. Есть. Удачи тебе с архивом, – отрезала она, подняла голову и твердым шагом направилась
Миша снова остался один… Вся последующая неделя длилась так же.
У него больше вопросов вызывала личность Виктории, нежели история. Вроде её внешность ничем особым не выделялась, даже наоборот – всегда одежда Виктории была определенного стиля «просто, но со вкусом»: это был либо сиреневый или синий свитер с джинсами («излюбленные цвета» так решил Миша), или белая блузка с черной жилеткой и черной юбкой, длинна которой была чуть ниже колен. Может, образов было и больше, Миша не знал. Каждый день она надевала разные аксессуары: то были кольца, браслеты. Неизменными только оставались элегантный ободок с бантиком и какой-то кулон, который девушка носила под блузкой. («Зачем носить подвеску, если ее не видно?» – думал Миша). У каждого аксессуара было свое особое значение, потому что к ним Виктория очень щепетильно относилась. Осознание важности на первый взгляд незначительных вещей – этим Миша в ней восхищался. Она была не суровым, но требующим начальником. Миша ни разу в своей жизни не видел человека, который был так одержим историей. Из-за некоторых мелочей, как неправильно названная фамилия или число, девушка очень злилась. Особенно, когда дело касалось Троцкого или Кобы. «Они – наша история! Все должны знать историю страны, в которой родились», – говорила она. За неправильные выводы она лишь подносила ладонь к лицу и говорила: -Schande*…Миша еще больше унижался после этих слов на непонятном ему языке. Один раз он даже начал «наезжать» на девушку, после чего остался без ужина.
Говорила Виктория мало и только по делу: дополняла, исправляла, объясняла. Причем делала она это с эмоциями, очень воодушевленно. Но когда разговор переходил на личные темы, Виктория либо ловко переводила общение на тему архива, или просто молчала, будто задумавшись о чем-то. Ничего о ней самой Мише узнать так и не удалось. Между промежутками бесед, она держалась холодно, беспристрастно. Из-за этой противоречивости Мише так же было сложно определить ее характер: тактичная, хотя могла и выругаться, пунктуальная, хотя и могла опоздать. Но не было ничего такого, чего бы она знать не могла…
Все время Миша думал об одном: «кому нужна была смерть отца? Ведь точно кто-то специально все подстроил». Было странно, что никаких вестей ни от брата, ни от матери он не получил. “Может, им не сообщили? Все ли с ними хорошо?...”
Однажды днем, когда Миша только просыпался, в архив зашел неизвестный ему человек. Доступ к архиву был у всех, но с тех пор, как Миша стал здесь жить, туда никто не заходил. Миша подумал, что это пришла Вика, быстро оделся, причесался и взял в руки папку, чтобы сделать вид, будто он читает. Но это оказался юноша среднего роста, с короткими русыми волосами, вздернутым курносым носом.
– А… Ты видимо и есть новенький, – весело сказал он, подсаживаясь к Мише. – Я Гриша Муравьев. Тоже из документального отдела, – и протянул ему руку.
Парень несильно пожал ее.
– Михаил… – произнес он.
– А что Миш, ты тут живешь, да? –заинтересованно спросил Григорий. Миша смутился от такого вопроса, он не знал, как ему ответить.
– Ну вообще-то нет. Я сюда просто рано приезжаю. Работы много, – соврал он.
– А... – протянул разочарованно Григорий. – А ты значит, вместе с Викторкой работаешь? Ну и как тебе жизнь партийного работника?
– Ну да… Вполне терпимо, – процедил
– У-у-у… – протянул русоволосый. – С Тори ты осторожнее… Она зарегистрировалась у нас прямо на свое восемнадцатилетние…
«Фанатичка», – подумал про себя Миша.
– А что ты тут всегда сидишь? Весь народ на первом. Слушай, может, за знакомство пообедаем вместе? Я тебя с нашими ребятами познакомлю, – так же позитивно парировал Гриша. Своей простотой он симпатизировал Мише.
– Ну давай. А что… Вика сама не может меня познакомить…
– У нее институт, курсы и партия. Она у нас активистка. Голова отдела. Ей некогда даже личной жизнью заняться, не то, что с тобой расхаживать. Так что… не обижайся на неё. Она требовательна, но как человек хороший. Ну ладно, бывай. Я зайду за тобой в обед!
После того, как Гриша ушёл, Миша задумался. Уж слишком предвзято он относился к девушке, а ведь она его спасла, устроила, не бросила на произвол судьбы… И ведь правда, почти всегда он видел ее уставшей, а она никогда не жаловалась. «Интересно было бы узнать о ней из ее окружения», – решил Миша и даже порадовался такому удачному знакомству с Григорием.
====== Глава 12. Сколько рабов, столько врагов ======
Он один сидел во главе длинного дубового стола в огромном просторном помещении с большими окнами, золотистыми шторами, по краю которых были изображены пентаграммы, с чёрно-белым шахматным полом, а за стеклом бушевала метель.Джек Юлий де Сальвиатти. Это был несомненно он. Высокий, вытянутый, как струна, с идеально прямой величественной осанкой, сидел на стуле, словно на троне.
Его можно было узнать из огромной толпы людей. Бледно-серая, холодная как снег кожа, не свойственная выходцам из солнечных стран, делала мужчину похожим на мертвеца, узкие запястья и длинные пальцы обхватывали ручки «трона». Широкие плечи, крепкое телосложение подчеркивали его грациозность. Но самое необычное, что делало Сальвиатти выше и благороднее всех обычных людей – его лицо. Орлиный острый нос, тонкие губы, и взгляд… Проницательный, леденящий кровь, будто бы видящий насквозь... Сощуренный взгляд сапфировых глаз – взгляд настоящего лидера. Еще одна деталь, которая отличала его, была прическа. Тщательно зачесанные назад под политику волосы синего цвета, но кончики были растрепаны во все стороны, словно иголки у ежа. Под стать экстравагантной внешности была одежда будто бы времен средневековья – темно-синий костюм с золотой вышивкой на воротнике и на манжетах – кресты. Именно в мужчин подобного типажа все девушки безумно влюблялись. Он притягивал и отталкивал одновременно. Человек-загадка.
Джек важно сидел на стуле и смотрел вперёд, гордо подняв голову. Сидел он во главе стола, чуть прикрыв васильковые глаза, наслаждаясь тишиной безмятежного одиночества. Но недолго.
Раздался прерывистый стук в дверь. Джек недовольно открыл глаза и лениво посмотрел в сторону.
– Господин Сальвиатти, можно? – раздался голос из-за двери.
Джек медленно закрыл глаза.
– Входите, – протянул он высоким, хорошо поставленным голосом.
Человек вошел, а за ним – еще около пяти людей. Они не отличались экстравагантной внешностью, но у всех на одежде – будь то пиджак или рубашка, были вышиты бронзовые кресты – не такие яркие, как у Сальвиатти.
– Какие новости, господа? – спросил Джек, внимательно разглядывая всех присутствующих.
– Обстановка все хуже, рок Путинцев уже не за горами. Вся их лже-демократия практически развалилась. Из-за резкой инфляции начались облавы на магазины, воровство. Люди уже не могут позволить себе даже купить хлеб, а закон для голодных ничего не значит, сэр. Рубль больше не имеет значение, как и евро. На бирже паника, впрочем, она везде, – ответил человек, который вошел первым. Он сдержанно держал руки за спиной.