Двадцать лет в батискафе.

Уо Жорж

Во время третьего погружения батискаф достиг дна на оси Японского желоба на глубине 8200 метров. При движении вдоль желоба в западном направлении наблюдалось сначала понижение, а затем, после ровного участка,— повышение дна. По-видимому, батискаф при этом приблизился к тальвегу со стороны восточного склона, а затем пересек тальвег и стал при­ближаться к западному склону;

в) на восточном склоне желоба вблизи тальвега на глубине 8200—8500 метров имеется ряд крутых обрывов меридионального направления с разницей в уровнях, достигающей 20— 40 метров. Эти обрывы разделены обширными склонами (10— 20°), покрытыми илом и усеянными обломками скал. Природа образования этих обрывов неясна, но некоторым указанием на их происхождение может служить то обстоятельство, что в ряде мест разрывы в склонах окаймлены скальными выходами по­род. Наблюдались также выходы основных пород в виде нави­сающих карнизов

с меридиональным направлением. Местами с ними соседствуют немного наклоненные крупные каменные плиты, с четкими следами эрозии... После возвращения на поверхность с корпуса батискафа были сняты несколько случай­но прилипших кусков горных пород со дна. Это довольно легкая, непрочная субстанция светлого цвета, покрытая налетом магнезии. Рентгеновский анализ показал, что она состоит в основном из солей хлористой кислоты с вкраплениями кристал­лов кварца. Под микроскопом в ней обнаруживаются тяжелые минералы, принадлежащие к группе пироксенов. Возможно, что это — порода, выстилающая все дно желоба: идя над дном, ба­тискаф несколько раз задевал за скальные выходы;

г) тальвег представляет собой горизонтальную равнину на дне желоба шириной около одного километра, покрытую илом.

...Поблизости от тальвега склоны желоба напоминают лест­ницу, образовавшуюся, вероятно, в результате сброса горных пород; это подтверждает выводы американских и японских сейсмологов, работавших в этом районе, а также является сви­детельством того, что определенные силы напряжения сущест­вуют здесь и поныне».

Относительно террас, о которых пишет Беллеш, скажу, что нам с профессором Пересом тоже представился случай их на­блюдать. Они здесь имеют ширину 200—400 метров.

Фауна, естественно, не привлекла внимание Беллеша; меж­ду тем она чрезвычайно богата, и биолога профессора Переса просто очаровала. Однажды он долго любовался несколькими крупными макрурусами, привлеченными мутью, которую под­нял со дна наш трал.

Читателя, возможно, удивило, сколь беспечно Беллеш упо­мянул о том, что батискаф несколько раз задевал за скалы. Для экипажа такие «дорожные происшествия» действительно опасности не представляют, но при этом может сильно постра­дать забортное оборудование — захватно-подъемное устройство, заборник проб грунта, прожекторы и т. д. И все же, когда пи­лот неожиданно замечает впереди батискафа выступ скалы, он не может предотвратить удар о нее: ведь судно массой 200 тонн так быстро не остановишь, даже если скорость его невелика. Именно поэтому так много времени уходит во время экспеди­ций на ремонт поврежденной аппаратуры.

Планомерные геологические исследования морского дна наталкиваются на известные трудности, и первая из них — точное определение места.

Прежде чем приступить к таким исследованиям, мы соби­раем все имеющиеся данные о рельефе интересующего нас райо­на. Сведения о рельефе, приводимые на картах, зачастую не­верны — об этом я уже писал. Там, где мы рассчитывали найти впадину, порой обнаруживался подводный пик,— и наоборот. Поэтому, прибыв в район погружения, «Марсель ле Биан» пер­вым делом производит промеры. Методы определения коорди­нат, которыми мы располагаем в настоящее время, недостаточ­но точны. Когда мы начнем пользоваться новыми, более совершенными средствами определения координат — например, с помощью спутников связи,— у нас появится возможность вы­бирать место погружения с точностью, может быть, до несколь­ких десятков метров. Но и тогда не все помехи такого рода будут устранены: придется учитывать, что при погружении ба­тискаф сносит течением.

Определить протяженность маршрута, хотя она и невелика (самое большее — 4—5 миль за три или четыре часа хода), мы тоже можем лишь весьма приблизительно, так как на борту " Архимеда» нет лага. Таким образом, геологам придется пока довольствоваться приблизительными данными о расстояниях и координатах; впрочем, сведения, которые они соби­рают на дне океанов, настолько новы и интересны, что даже и нынешние исследования представляют собой большую ценность.

Четвертое и пятое погружения этой экспедиции были посвя­щены теллурическим измерениям профессора Сельцера. Мы со­вершали погружения над тальвегом, в районе, где уже ранее об­наружили скальные выходы, подходящие для измерений. В результате в корпусе батискафа (двигатели «Архимеда» в это время не работали) были выявлены токи частотой 40 герц. Ис­точником их были, по всей вероятности, возмущения, ранее открытые профессором Сельцером. Однако я не стану углуб­ляться в подробности этих, чрезвычайно специальных исследо­ваний. В пятом погружении с нами был и капитан Борнхейм — командир «Марселя ле Биан». Я всегда считал, что командиру судна обеспечения полезно побывать на больших глубинах,

хо­тя бы для того, чтобы наблюдать в действии батискаф, о бла­гополучии которого он обязан заботиться; выяснилось, что представитель ЦНРС участвовать в погружении не может,— это был удобный случай пригласить капитана Борнхейма.

В шестом, седьмом и восьмом погружениях место научного наблюдателя занимали профессора Драш и Перес. Фауна здесь очень богатая; она поразила нас еще при пятом погружении. Надо сказать, впрочем, что «богатой» она, конечно, была лишь относительно: иллюминаторы «Архимеда» отнюдь не были ата­кованы стаями рыб, но все же повсюду, даже в самых глубоко­водных уголках этой долины мы наблюдали немало представи­телей животного мира. На западном склоне мы нашли голоту­рий разнообразных форм; некоторые из них, красивого красного цвета, были длинными, сантиметров по 30, и имели длинные выросты, задранные кверху, точно хвосты. Другие щеголяли в этаких накидках, за которые их прозвали «парашютными». Третьи — голотурии-малютки длиною всего в несколько санти­метров — расхаживали на ножках, сгруппированных попарно, и были, как выразился профессор Перес, «иноходцами».

Трал действовал успешно, и нам удалось поднять на поверх­ность «хвостатую» голотурию. Еще одно достижение этих погру­жений заключается в сделанном мною небольшом открытии; оно, между прочим, произвело большое впечатление на профес­сора Переса. Я заметил, что голотурии всегда располагаются парами.

Эти несчастные с трудом держатся на дне, и потому всякое вторжение «Архимеда» срывает их с мест и разлучает пары. Было бы любопытно узнать, находят они потом друг друга или нет. Несколько раз мы пытались, развернувшись, продолжить наблюдение голотурий, исчезнувших при нашем приближении, но найти их не удавалось.

Кое-где ил был покрыт коричневыми губками и испещрен белыми морскими звездами. В 2—3 метрах от поверхности дна мы замечали резвящихся мелких креветок; реже в лучах про­жекторов возникали более крупные розовые креветки. С точки зрения рыболовства экспедиция, увы, успехом не отличалась; крупные рыбы, похожие на тех, что мы ловили в районе Ма­дейры, совершенно равнодушно проплывали мимо наших крюч­ков с приманкой.

Желоб, проходящий к востоку от Токийской бухты, богат планктоном. Планктон всегда вносил приятное разнообразие в долгие часы вынужденного ничегонеделания: что ни говори, а многочасовое погружение или всплытие навевает тоску, осо­бенно когда к его монотонности добавляются разные неудобст­ва пребывания в сфере, например — колебания температуры. В начале погружения термометр в кабине показывал обычно 28°, но когда батискаф удалялся от теплых вод Куросио и вхо­дил в холодное течение Ойясио, температура начинала падать и опускалась до 5—6°. За время всплытия батискаф не успевает нагреться, а достигнув поверхности, мы должны подниматься в шахту, где из-за охлаждения при расширении бензина в поплав­ке стоит ужасный холод — 10° ниже нуля! Батискафы будущего наверняка не обойдутся без кондиционеров, но так же очевид­но и то, что впечатления их пилотов будут менее яркими, а удовлетворение — менее глубоким, чем это выпало на мою до­лю. После экспедиции в Японию в 1967 году я уже не имел ни­каких сомнений в удачной конструкции «Архимеда», и эта уве­ренность доставляла мне огромную радость. Как-никак мы со­вершили девять глубоководных погружений, и за это время не случилось ни одной аварии! Причем и навигационное обору­дование, и научно-исследовательская аппаратура действовали более чем удовлетворительно.

Нам впервые удалось обеспечить бесперебойную работу при­боров господина Маньена, и в ходе всплытия мы определяли изменение давления, исходя из изменения скорости распростра­нения ультразвука; эти данные оказались более точными, чем те, которые давали нам наши манометры. Впервые автоматиче­ский регистратор величины рН, сконструированный господином Дистешем, произвел непрерывную запись этого показателя до глубины 8700 метров. Наконец, после трехлетнего ожидания, мы получили телевизионную камеру, которая действовала даже на дне. Качество изображения на небольшом экране оставляло еще желать лучшего, но главное, что мы успешно решили проб­лему установки камеры на поворотной стойке, обеспечив таким образом обзор во всех направлениях.

Каждый ученый, принимавший участие в нашей экспеди­ции, подвел итоги своих работ; я же упомяну только о сделан­ном нами открытии нового подводного течения. Я уже говорил о том, что Куросио увлекает теплые воды на север, а подстилаю­щее его Ойясио гонит холодные воды на юг. Оказывается; су­ществует и третье течение в этом районе; оно протекает под Ойясио и поднимается к северу. Где оно начинается, где закан­чивается и каково количество переносимой им воды — все это вопросы, на которые предстоит ответить физикам моря.