Двадцать лет в батискафе.

Уо Жорж

Мы находились на глубине 8000 метров и двигались со скоростью 3 узла, желая сменить район наблюдений. Внезапно мы ощутили толчок или, вернее, почувствовали, что батискаф резко затормозил. Кругом клубились черные облака ила, и, несмотря на свет прожекторов, мы не могли разглядеть препят­ствие. Быть может, мы ударились о стенку желоба? Или вы­звали обвал породы? Сигнал гидролокатора был слишком слаб: батискаф зарылся в холм из ила. «Архимед» продолжал содрогаться всем корпусом, оставаясь на одном месте.

Столкнувшись с неожиданным или необъяснимым явле­нием, все наблюдатели ведут себя одинаково: поворачиваются к

пилоту, который в такую минуту представляется им чуть ли не божеством. При этом, сообразно с характером, одни молчат и сохраняют невозмутимый вид, другие нарочито ровным го­лосом задают вопросы.

Им кажется, конечно, что пилот знает все; однако, как правило, он осведомлен о происходящем не лучше, чем его пассажиры. Что же произошло с нами? В иллюминаторах бы­ло совершенно черно; по характеру толчка и по звуку можно заключить, что препятствие мягкое, скорее всего — ил; про­жекторы включены, но света не дают, следовательно, зарылись в ил. Двигатели работают нормально, поплавок значительных повреждений не получил: судя по индикаторам, течи нет.

Что все-таки представляет собой этот ил, и сколь глубоко мы в него зарылись? Трудно ли будет выбраться? Все эти во­просы требуют немедленных ответов, но кто мне их даст? Ведь вслух я вопросов не задаю. Я улыбаюсь как ни в чем не бы­вало. Страшно ли мне? Не могу сказать, что страшно, но, ко­нечно, достаточно тревожно. Известно, что быть храбрым — значит побеждать свой страх. У меня, впрочем, нет времени даже на это: надо срочно предпринимать какие-то маневры. Прежде всего — задний ход. Двигатели послушно включаются, но тронулся ли с места батискаф? По приборам я этого пока установить не могу. Гидрофон тоже, конечно, ушел в ил, и все же я пытаюсь воспользоваться им; толку ника­кого.

Снова всматриваюсь в иллюминатор. Что это — густой ил или просто черная вода? Запускаю поворотный двигатель. Сна­чала вправо: три, четыре секунды... Затем налево... Все эти маневры должны освободить батискаф из плена. Мне приходит в голову ради экономии электроэнергии выключить прожекто­ры, но, учитывая обстановку, решаю, что лучше пока оставить их включенными: если они освободятся из ила, я, по крайней мере, сразу это замечу.

— Тьма — хоть глаз выколи,— говорит кто-то из моих спутников.

Бросив взгляд на гирокомпас, вижу, что курс начинает по­немногу меняться. Слава богу! Значит, все-таки движемся. Идем задним ходом. Глядя, как светлеет вода за иллюминато­ром, убеждаюсь, что мы наконец вырвались из ловушки. Мож­но было, конечно, сбросить балласт и начать всплытие; но, начав всплытие, остановить его было бы трудно, а покидать дно без особой необходимости не хочется. В общем, происшест­вие хоть и любопытное, но по сути дела — несерьезное.

Еще несколько минут, и мы продолжаем свой путь. Однако толчок был довольно сильным. Позже, вернувшись на поверх­ность, мы обнаружили, что в результате толчка сильно постра­дали траверс и тележка захватно-подъемного устройства. При­шлось Делозу несколько дней провозиться с ними, и все же мы до конца экспедиции не смогли пользоваться этим важным для нас приспособлением.

Интересным объектом для исследования оказались террасы, открытые Фробервилем. Выяснилось, что они являются харак­терной особенностью желоба Пуэрто-Рико. На этих террасах мы провели немало времени; края у них изрезанные, то и де­ло встречаются груды обломков —

свидетельство того, что про­цесс эрозии еще продолжается. Обследование подобного рель­ефа —дело довольно рискованное и для пилота батискафа весьма хлопотное: острые скалы грозили в любую минуту пробить корпус; зато зрелище открывалось пленительное. Особенно приятно было полюбоваться им после однообразных маршрутов по ровному дну желоба.

Однако профессора Сельцера интересовало именно это ров­ное дно: он занимался проблемами теллурических токов и зем­ного магнетизма. Профессор совершил со мной погружение 13 июня. Он пытался проследить связь магнитного поля Зем­ли с блуждающими токами, и для этих экспериментов устано­вил на борту «Архимеда» катушку индуктивности со специаль­ным сердечником из металла с высокой магнитной проницае­мостью. Его коллега профессор Лихтман гораздо более интересовался колебаниями разности потенциалов в проводящей морской среде, и по его указанию «Архимед» оборудовали дву­мя антеннами из стекловолокна, напоминающими шесты для прыжков в высоту.

Главная цель работ Лихтмана и Сельцера состояла в про­верке недавно выдвинутой учеными гипотезы о существовании под морским дном, или, скорее, под земной корой, так называ­емых «подземных волноводов». Известно, что нижние и сред­ние слои атмосферы служат волноводом для радиоволн; разме­щаясь между двумя проводящими слоями — землей с одной стороны и ионосферой с другой, они обладают довольно высо­ким электрическим сопротивлением, но хорошо проводят ра­диоволны. Возникло предположение, что подобную роль играет и земная кора. Возможно, что этот подземный волновод состоят из более или менее сплошного слоя горных пород, проходящего на глубине нескольких километров или даже нескольких де­сятков километров под земной поверхностью. Как полагают, он является изолятором между земной корой и столь же высоко- проводящими массами, залегающими на большей глубине. Существование глубинных проводящих слоев подтверждается так называемой границей Мохоровичича, или сокращенно Мохо, которую принято считать подошвой земной коры.

Для того чтобы обследовать волновод, необходимо, во-пер­вых, проводить наблюдения на минимальном расстоянии от него, и во-вторых, максимально исключить возможные помехи. В этом отношении «Архимед» представлял собой идеальную лабораторию для таких исследований. Под океанским дном гра­ница Мохо расположена на глубине всего 5—6 километров от поверхности дна; слой воды толщиной в несколько километров отлично экранирует придонную зону от электромагнитных колебаний в атмосфере.

Поскольку в земной коре существуют, по-видимому, разные виды блуждающих токов, профессор Сельцер и доктор Лихтман решили выделить определенные разновидности, а именно — промышленные токи частотой 60 и 50 герц, отмеченные в райо­нах североамериканского и европейского материков.

Профессор Сельцер проводил свои исследования в желобе Пуэрто-Рико следующим образом. С помощью электродов, укрепленных на концах шестов из стекловолокна, он пытался изучать колебания электрического поля, а с помощью магнит­ного датчика, установленного под захватно-подъемным устрой­ством, то есть возможно дальше от металлической сферы, ис­следовал изменения магнитного поля. И те, и другие данные записывались на магнитную ленту, и потом их анализировали в спокойной лабораторной обстановке.