Двадцать пять лет в окопах холодной войны
Шрифт:
2) 5 суток домашнего ареста – за курение на огневом рубеже в тире;
3) 5 суток домашнего ареста – за самовольную езду по территории части на служебном автомобиле. При этом я разметал любимую командирскую службу и чуть не сбил бюст Ленина.
На этом в деле молодецкой лихости, в том числе и морской, была поставлена точка.
Я бы мог подметить у себя и другие качества типа уверенности, практичности, целеустремленности, осторожности и т. д., но боюсь перехвалить себя. Когда сочиняешь такой опус, невольно вспоминаешь больше положительного, а не негативного. Тем более когда идет речь о молодости. Она всегда на склоне лет кажется прекрасной и лишенной каких-то темных оттенков.
И все же о целеустремленности. Мы с женой, подводя итоги прошлого, с удовлетворением отмечаем, что выполнили все Божьи заповеди относительно детей, домов, деревьев.
Одновременно констатируем, что всегда имели планы на ближайшую и отдаленную перспективу, всегда успешно добивались их претворения. К этим планам можно отнести:
– создать большую
– вывести своих детей в люди и способствовать в том же внукам;
– мне стать морским офицером;
– служить в разведке;
– повидать мир, поработать за границей;
– добросовестно служить и работать;
– перебраться в Москву;
– жене работать в ВЦСПС;
– приобрести автомобиль;
– построить дачу;
– организовать свой быт на достаточно высоком и возможном для нас уровне.
Все это решалось не спонтанно, а тщательно планировалось и настойчиво осуществлялось. Никаких случайностей здесь нет.
Если говорить о мире, то мне удалось побывать практически во всех странах Европы, ряде государств Африки, в США, Канаде, Бразилии, Турции и на Бермудских островах. Вместе с женой мы работали на Кубе, жили в Австралии, бывали в Дубае, Таиланде, Вьетнаме, Пакистане. Жена посетила Болгарию.
Конечно, я обладал честолюбием. Но соотносил его со своими возможностями и окружающими реалиями. Мне, естественно, нравилось быть на виду, иметь высокие оценки своей деятельности, своевременно получать воинские звания, успешно продвигаться по служебной лестнице. Но я четко оценивал свои силы и, например, в адмиралы не рвался. Имел в виду некоторую свою ленцу, а также ограниченность вакансий в разведке.
Правда, однажды прошел слушок, что мне могут предложить должность начальника разведки Тихоокеанского флота. Почему-то искали такую фигуру не среди громких имен, а между обычными капитанами 1 ранга. Адмиралом быть хотелось, слов нет. Но, отслужив на Камчатке три года, я считал, что свой долг перед Дальним Востоком я выполнил. А тут представил: каждый день спозаранку стоять перед командующим или начальником штаба флота и докладывать обстановку. Опять же участочек работы: от Владивостока до Чукотки и весь Тихий океан. Куча специальных кораблей и береговых частей. Во всех из них пьют водку, ходят в самоволку, ломается техника, гибнут люди. Случаются брогары, международные скандалы. Нет уж, лучше подальше от таких дел. Ехать туда ни под каким соусом не хотелось. И, видимо, не зря. Назначенный на эту должность один из моих коллег, Гена, действительно через год погиб в известной авиационной катастрофе в Ленинграде вместе со всем командованием Тихоокеанского флота. Видимо, Бог оценил мою скромность. И отвел.
Должен сказать, что за годы службы осложнений у меня с органами и представителями нашей контрразведки не было. За исключением училищного случая с фотографией деда-полковника царской армии. Наоборот, существовали хорошие и тесные служебные и товарищеские отношения. Помогали друг другу словом и делом, обменивались информацией. Это помогало спокойно и ритмично работать и быть в курсе разных деликатных подробностей.
Так, например, мне стало известно, что начальник группы советских военных специалистов на Кубе генерал-лейтенант Крутских получил от начальника ГРУ генерала армии Ивашутина телеграмму с предложением оставить меня на острове на повторный срок по просьбе кубинской стороны и советского военного атташе. Генерал Крутских не вникал в существо моей работы и не хотел понимать, что я слуга двух господ (Главного развед. управления и управления по оказанию военной помощи иностранным государствам). Он считал, что я его вассал и должен заниматься только выполнением его установок. ГРУ же было другого мнения, но в силу специфики работы не могло известить его об этом. В Москве были довольны моей двухлетней работой и уже предлагали службу в центральном аппарате, квартиру, очередную загранкомандировку. А мой генерал систематически делал мне замечания за встречи с резидентами ГРУ и КГБ, за частые посещения советского посольства, за общение с иностранными военными атташе, за предоставление информации в Москву по своим каналам связи, минуя его аппарат. Но, видимо, подспудно он понимал, что таков стиль работы разведки. Поэтому он деликатно сообщил Ивашутину, что я, дескать, отличный офицер, способный специалист, высоко ценюсь кубинцами. Получил практические навыки работы в непосредственной близости от главного вероятного противника. Хорошо знаю все его группировки, как говорится, на земле, в небесах и на море. И что мой опыт целесообразно использовать в структурах Генерального штаба. Вот так! Простенько и со вкусом. И овцы целы, и волки сыты.
С иностранными разведками и контрразведками я также неприятностей не имел. Но пара выходов на меня была. Первый – в Галифаксе, Канада. Мне подсунули пару членов Организации украинских националистов, пытавшихся прощупать, кто я такой и чем занимаюсь. Но я прикинулся таким дураком, что они даже не выразили никаких надежд на будущие встречи.
Второй случай – в Копенгагене, Дания. Отряд кораблей Балтийского флота был там с официальным визитом. На одном из фуршетов на крейсере я познакомился с двумя, как они представились, английскими офицерами ВВС, обучающимися в датской военной академии. Они быстренько вычислили, что я не являюсь офицером экипажа корабля, а вхожу в состав походного штаба. Вывели на меня «случайно» двух
Имел я склонность к изучению иностранных языков. В школе проходил немецкий, в Подготовительном училище – французский. В высшем училище неплохо овладел английским, имел твердую пятерку. Участвовал в общеучилищных конкурсах по английскому, занимал призовые места. На Кубе, постоянно общаясь с местными офицерами и генералами, освоил испанский язык, тем более что многие из них учились у нас и прилично знали русский.
Конечно, я не знал испанский шикарно, но обсуждать любые темы, в том числе служебные, мог. Знал кубинские песни, поговорки, крылатые фразы, умел шутить с долей нашего русского окопного юмора. Через полгода пребывания на Кубе, имея личного переводчика – советского старшего лейтенанта, самостоятельно общался с местным людом. Переводчик, правда, всегда находился при мне и в случае чего помогал.
Мне при довольно широкой общей эрудиции и глубокой специальной подготовке приходилось все равно непрерывно учиться, что было обусловлено ролями, которые приходилось выполнять:
– сотрудник министерства;
– работник Академии наук;
– специалист НИИ;
– руководитель практики мореходного училища;
– дублер капитана;
– член, в том числе заместитель начальника научной экспедиции.
В свое время я участвовал в исследованиях в рамках Международного геофизического года, заседал на Международном океанографическом конгрессе в Нью-Йорке. Вникал в цели и аспекты исследований по американской десятилетней океанографической программе «Генок-61». Это потому, что руководитель этой программы адмирал Берд говаривал: «Землей будет владеть тот, кто владеет Луной. А Луной будет владеть тот, кто владеет глубинами морей и океанов». Может быть, тут он несколько перехлестывал. Но его программа была весьма обширна, глубоко научна и дорогостояща. Наряду с общими океанографическими и океаническими вопросами в программе отводилось значительное место военной составляющей. Изучались возможные маршруты выдвижения советских подводных лодок к американскому континенту, районы их действий на океанских коммуникациях. Одновременно исследовалась гидрофизика морей и океанов, определялись районы и разрабатывалась аппаратура постоянного слежения за перемещениями советских подводных лодок. Оборудовались рубежи наблюдения, перехвата и уничтожения лодок. Внедрялась система постоянного оповещения противолодочных сил США о состоянии водной среды и ее параметрах. К этой работе привлекались не только корабли, суда, авиация и учреждения военно-морского флота, береговой охраны. Использовались возможности смежных ведомств, министерства, располагающие плавучими единицами и самолетами, космические силы, научно-исследовательские лаборатории, ведущие институты и университеты США. Все это надо было знать, держать в голове и реагировать на каждый год с другой стороны Тихого и Атлантического океанов. За всем этим нужен был догляд. И мы доглядывали. Не только за состоянием и перемещением сил флотов США, их вооружением, но и за всеми научными разработками вокруг морей и океанов, вплоть до метеорологии.
В связи с упоминанием выше мысли о том, что все нужно было знать и держать в голове, я должен упомянуть еще об одном своем качестве. Я все любил раскладывать по полочкам.
На каждом новом участке работы я перелопачивал всю секретную и открытую литературу и документы и сразу же заводил специальный журнал, где в тематическом порядке группировал все вопросы с указанием документа, его номера и номера страницы. Со временем я это все запоминал. И на вопрос подчиненного, где взять тот или иной материал, я не говорил: «прояви морскую смекалку». Я называл документ, год издания и страницу.
Кроме того, у меня был журнал, куда я заносил все поступающие ко мне на исполнение или ознакомление документы. Телеграммы, даже телефонные переговоры и беседы как с начальниками, так и с подчиненными. Так что у меня под рукой всегда имелись точные аспекты текущей работы в документальном виде. Большую роль в жизни и службе играло такое качество, как находчивость. Оно помогало решать крупные и незначительные проблемы и выходить из сложных положений. Конечно, в службе их возникало бесчисленное множество. Но наиболее мне памятны эпизоды, связанные с сотрудниками ГАИ. В службе дело ясное и понятное, все знакомое и все знакомы, а тут – совсем другая сфера.