Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика)

Верн Жюль Габриэль

— Господин профессор, — обратился ко мне капитан Немо, — если вы желаете, мы сейчас определим точно наше положение и исходную точку нашего дальнейшего пути. Теперь без четверти двенадцать часов. Я подымусь на поверхность воды.

Капитан нажал три раза кнопку электрического звонка. Помпы стали выгонять воду из резервуаров. Стрелка манометра, отмечая степень давления, указывала движение «Наутилуса» в вертикальном направлении. Вот она остановилась.

— Мы на поверхности воды, — заявил капитан.

Я направился к центральной лестнице, выходившей на палубу, поднялся по механическим ступеням

и через открытый люк вышел на платформу.

Палуба выступала над ватерлинией всего на восемьдесят сантиметров. Передняя и задняя части «Наутилуса» имели форму оконечностей веретена, что действительно давало судну в общем вид сигары. Черепицеобразные, но более плоские листы железной обшивки судна обратили на себя мое внимание; они походили на чешую, одевающую тело больших пресмыкающихся. Это мне объяснило, почему даже в лучшие подзорные трубы «Наутилус» всегда принимали за морское животное.

Посреди палубы находилось возвышение, в котором, как в футляре, помещалась лодка. Впереди и позади нее помещались две башенки незначительной высоты, с покатыми стенками из чечевицеобразных стекол; одна из них предназначалась для штурмана, управлявшего «Наутилусом», другая служила, вероятно, фонарем, так как в ней находился сильный источник электрического света, освещавший путь.

Погода была великолепная, море спокойно, небо совершенно чисто, длинное судно словно убаюкивалось на широких волнах океана. Не застилаемый туманом горизонт был вполне доступен наблюдениям.

Вокруг было пусто. Нигде не виднелось ни одного островка, ни одной скалы. «Авраам Линкольн» куда-то исчез. Безграничная пустыня…

При помощи секстана капитан Немо определил высоту солнца, которое указало ему широту места. Когда он производил наблюдение, ни один мускул его не дрогнул и инструмент в его руках был так же неподвижен, как если бы его держала мраморная рука.

— Полдень, господин профессор, — заявил он.

Я бросил последний взгляд на это море несколько желтоватого оттенка и спустился в большой салон.

Здесь капитан точно определил местонахождение судна, хронометрически вычислил долготу, проверил свои выводы и затем обратился ко мне:

— Господин Аронакс, мы находимся под 137°15' западной долготы.

— От какого меридиана? — быстро спросил я, рассчитывая, что ответ капитана укажет мне его национальность.

— Милостивый государь, у меня разные хронометры, и поставлены они по меридианам Парижа, Гринвича и Вашингтона. Но в данном случае из любезности к вам я принял в вычислениях парижский меридиан.

Такой ответ, понятно, ничего мне не указал. Я поклонился, а капитан продолжил:

— 137°15' долготы, считая от парижского меридиана, и 30°7' северной широты, — это значит, в трехстах милях от берегов Японии. Итак, сегодня, 8 ноября, в полдень, начинается наше подводное путешествие.

— Да сохранит вас Бог! — воскликнул я.

— А теперь, господин профессор, — обратился ко мне капитан, — я предоставляю вас вашим занятиям. Я назначил путь к северо-восток-северу и на глубине пятидесяти метров. Вот карты, на которых обозначены главные пункты, по ним вы можете проследить путь. Салон в вашем распоряжении, прошу разрешения покинуть вас.

Капитан Немо, поклонившись, удалился.

Я остался один, погруженный в свои мысли. Все они вертелись около этого капитана «Наутилуса». Узнаю ли я когда-нибудь, к какой нации принадлежит этот удивительный человек, который хвастается, что он ни к одной из них не принадлежит. Эта ненависть к человечеству, ненависть, которая, быть может, жаждала страшной мести. Был ли это один из тех неизвестных ученых, один из тех гениев, которым, как выражался Консель, «причинили много горя»; не Галилей ли это нынешнего времени или один из тех людей науки, как американец Мори, карьера которого была разбита политическими революциями? Пока я не могу дать себе ответа. Меня, которого случай бросил на его судно, меня, жизнь которого находилась в его руках, он встретил хотя и гостеприимно, но холодно, никогда не принимал моей руки, которую я ему протягивал, и никогда не протягивал своей руки.

Целый час провел я, погруженный в свои думы, стараясь разгадать тайну, столь меня заинтересовавшую. Затем мои взоры обратились на большую карту Земли, которая помещалась на столе. Я подошел к ней и поставил палец на ту точку, которая соответствовала определенным капитаном Немо долготе и широте.

Как материки, так и моря имеют свои реки. Это особого рода течения, отличающиеся температурой, цветом воды, и из них наиболее замечательное носит название Гольфстрим.

Исследования определили на земном шаре направление пяти главных течений: одно — на севере Атлантического океана, второе — на юге Атлантики, третье — на севере Тихого океана, четвертое — на юге его и пятое — на юге Индийского океана. Весьма вероятно, что существовало и шестое течение в северной части Индийского океана, когда моря Бенгальское, Аральское и большие озера Средней Азии составляли одно сплошное море.

И вот одно из этих течений проходило в пункте, на который я поставил палец, — это было Куросио японцев, иначе Черная река, которая, выходя из Бенгальского залива, где ее воды нагревали перпендикулярные лучи тропического солнца, прорезывала Малаккский пролив, огибала берег Азии, затем направлялась по кривой в северном Тихом океане до Алеутских островов, унося с собой стволы камфорного и других деревьев. Воды этой реки резко отличались цветом чистого индиго от вод океана. По этому течению и должен был плыть «Наутилус». Я следил за ним взором, видел его теряющимся среди необозримого пространства вод Тихого океана и чувствовал, как оно влечет меня вместе с собою; в эту минуту Нед Ленд и Консель появились в дверях салона. Они стояли неподвижно в изумлении при виде собранных в этом зале чудес.

— Где мы, где мы?! — вскрикнул канадец. — В Квебекском музее?

— Прошу извинить, — ответил Консель, — это скорее Соммерарский отель.

— Друзья мои, — обратился я к ним, приглашая их жестом войти, — вы не в Канаде, так же как не во Франции, а на судне «Наутилус» и на глубине пятидесяти метров от поверхности воды.

— Так как господин это утверждает, то приходится ему верить, — ответил Консель, — но, говоря откровенно, этот салон изумляет даже такого фламандца, как я.

— Изумляйся, мой друг, и смотри, так как для такого классификатора, как ты, здесь отыщется много работы.