Двадцатые годы
Шрифт:
Он великолепен — в зеленой фуражке с высоким околышем, в синем доломане с медными пуговицами, в узких малиновых чикчирах… Будто из оперетты. Но он далеко не опереточный персонаж. Его не взяли в армию потому, что он хром, у него нет ступни, об этом мало кто знает, но в семнадцатом году он вышел один навстречу отряду стражников, присланных комиссаром Временного правительства из Орла для усмирения мужиков, затеявшах дележ помещичьих земель, и угрозами и уговорами заставил отряд повернуть обратно в город.
Еремеев склоняется с седла, протягивает Славе руку.
— Здравствуй.
Расстегивает свою гусарскую
— Возьми. Лозунг текущего момента.
Круто заворачивает жеребца и скачет по аллее среди кустов цветущей сирени.
— Чего он? — кричит Терешкин из зала.
Славушка разворачивает полотнище.
«Все силы на разгром Врангеля!»
— Да, не предусмотрели, — сознается он. — Это надо над самой сценой…
Теперь все в порядке!
Славушка еще раз спрыгивает вниз, еще раз придирчиво осматривает сцену, еще раз перечитывает лозунг и…
И все-таки чего-то не хватает!
— Чего ты такой сумной? — спрашивает Угримов. — Давай по куску гуся?
— Ты что? — возмущается Славушка. — Это же общее!
Лозунг очень кстати, но…
Товарищи с неудовольствием смотрят на Славушку.
И тут появляется Быстров!
Крутя веточку сирени, на мгновение задерживается в дверях, окидывает зал внимательным взглядом и подходит к сцене.
— Готовитесь?
— А вдруг… — Слава недоговаривает.
— Придут, — уверенно отвечает Быстров. — Не могут не прийти. Закономерность времени. Молодежь не может быть в стороне.
Но вот и Быстров задумывается.
— Что, Степан Кузьмич?
— Чего-то… не хватает, чего-то здесь не хватает.
— Чего? — спрашивает Слава.
— Ленина! Быстро, бегом, скажете: я велел. Снимете, и прямо сюда!
Бегут все, даже Угримов. Бегут так, точно от этого зависит успех всего дела.
Врываются в исполком.
— Вы что, очумели?
— Степан Кузьмич велел!
Осторожно снимают со стены портрет Ленина и торжественно несут…
Скорее, скорее! Только бы не поломать раму, не разбить стекло…
Моисеев ставит табуретку, Угримов держит портрет, Слава подает проволоку, и Коля укрепляет портрет посреди цветущего леса.
Ленин чуть улыбается, портрет колышется, и кажется, что Ленин дышит.
— Вот теперь все на месте!
— А как же без Ленина? — подтверждает Быстров. — Все вместе, а он впереди!
Да, теперь все на месте, и Славушка выходит на крыльцо.
Где же делегаты? Указано всем сельсоветам от каждых десяти человек в возрасте от четырнадцати до двадцати прислать своего представителя. Так где же они?
Идут!
Саплин? Да, Саплин. Но кто еще с ним?… И сколько! Целая ватага… Пять, шесть… десять, пятнадцать… Человек тридцать!… И подальше еще… И еще…
Полдень. Народ аккуратный. Молодая Советская власть. Зал полон. Заняты все скамейки. Со стороны поглядеть — смешная аудитория. Двадцатилетние взрослые парни и четырнадцатилетние подростки. Девушек наперечет, только из Успенского да из Корсунского несколько школьниц. Парни в заношенных солдатских гимнастерках, в холстинных рубахах, в чунях, в сапогах никого, подростки одеты получше, есть даже в сапожках, принаряжены мамками и папками.
Моисеев записывает делегатов, их уже больше двухсот.
Славушка с надеждой поглядывает на Быстрова:
— Степан Кузьмич…
Но тот бросает их, нескольких
— Я пойду, — говорит он. — Сами справитесь, приду попозже…
— Степан Кузьмич!…
— Привыкайте к самостоятельности. — И уходит…
Славушка чувствует себя капитаном на тонущем корабле среди бурного моря…
Делегаты все подходят и подходят. Моисеев регистрирует.
— Товарищи, конференцию молодежи Успенской волости…
«Интернационал». Вчера Славушка целый день зубрил текст, до сих пор знает нетвердо: «Вставай, проклятьем заклейменный…» Потом — «Молодая гвардия». Выборы президиума. «Называйте, товарищи, кандидатов…» Как бы не так. Тут он едва не совершил крупную политическую ошибку. «Кто намечен в президиум?» — спросил вчера Быстров. «Кого назовут…» — «Ты что, в уме? Пустить на самотек? Да еще перед беспартийными? Нет, так не делается. Заранее наметьте кандидатов, и пусть кто-нибудь с места предложит список…» Вчера же вечером наметили президиум.
Список у Моисеева. «Какие у кого предложения?» — «Ваша фамилия? Моисеев?… Слово товарищу Моисееву». Повестка дня — «Текущий момент и задачи РКСМ, докладчик товарищ Ознобишин. Экономические задачи РКСМ, докладчик товарищ Саплин. Культпросветработа, докладчик товарищ Сосняков»… Ох, не хотелось выпускать Соснякова в качестве докладчика, он и без того норовит забежать вперед, но невозможно — корсунская ячейка вторая по значению в волости. Затем — текущие дела и выборы. Состав волкомола опять же намечен еще вчера, но Степан Кузьмич оставил список у себя: «Оставь у меня, мы еще тут, в волкоме, подумаем». И в заключение спектакль. Перед спектаклем, перед выборами — самая важная часть всей конференции. «Кто хочет вступить в комсомол, может записаться… Всех примем тут же, на конференции». Еще выступление Степана Кузьмича. Хорошо, если бы он выступил до перерыва, он умеет зажечь. После его речи запишется гораздо больше народа. И — гуси! В Журавце собрали в счет продразверстки гусей, и волисполком вынес постановление передать гусей волкомолу на питание делегатов. Дядя Гриша с помощью двух баб с утра жарят этих гусей на кухне. Даже сюда, в зал, доносится привлекательный запах жареной гусятины. Когда кормить делегатов? В перерыве или перед спектаклем? Впрочем, там будет видно…
Пора, зал полон! Вчера еще послушные дети, сегодня — готовы к борьбе.
Слава оглядывает собрание. Ничего-то они не понимают. Да и сам он немного понимает. А ведь они вступают в революцию, чтобы идти победным маршем к сияющим высотам социализма, через смерти, лишения и невзгоды…
— Товарищи, конференцию молодежи Успенской волости…
Все идет как по маслу.
— Слово для доклада предоставляется товарищу Ознобишину.
Тут он выдает! И Вилли Мюнценберга, и Лазаря Шацкина! «Коммунистический манифест» и книгу Чичерина по истории юношеского движения. Своими словами пересказывает последнюю речь Ленина, которую недавно прочел в газете, — газету так и не удалось ни выпросить, ни украсть, — Ленин выступал перед рабочими фарфоровых заводов, — поляки начали новое наступление, крымские белогвардейцы усилили сопротивление, бакинский пролетариат взял власть в свои руки, на Кубани обнаружены громадные запасы хлеба, бакинская нефть и кубанский хлеб приближают нашу победу…