Двадцатые годы
Шрифт:
— А я сочувствую, — сказал Павел Федорович. — Но ведь нефти из себя я не выдавлю?
Петька и Данилочкин переглянулись.
— В таком разе…
Данилочкин подал Павлу Федоровичу бумагу.
Вот оно!
— "Мандат, — прочел Павел Федорович. — Комиссии в составе… поручается полный обыск во всем хозяйстве, как во всех надворных постройках, так и на земельном участке, на предмет выявления сокрытия нефти…" — Павел Федорович вскинул на Митьку глаза: — Вы что, бурить будете или как?
— Чего
— Да ведь нефть буреньем, если не ошибаюсь, добывают?
Руки Павла Федоровича все-таки задрожали, когда он возвращал бумагу.
— Вы что, гражданин Астахов, кур, что ли, ночью воровали? — не преминул съязвить Митька. — Нам досконально известно, что укрыты две цистерны!
Митька считал, что слово «досконально» имеет примерно тот же смысл, что и сквозь землю, мол, видим все и сквозь доски.
— Ищите, — сказал Павел Федорович. — Вот вам ключи.
Он извлек из кармана и подал Митьке связку ключей от амбаров и сараев.
— Разрешите начать с вашей спальни…
Это уж было нахальство, но Митька вошел в раж, издевательство тоже входило в систему подавления буржуазии.
— В задней комнате моя невестка…
— Невестка нам ни к чему, — оборвал Митька. — Кажите свою спальню…
Вошли в спальню.
— Давайте топор, — распорядился Митька.
— Топор-то зачем?
— Доски отдирать! — Митька указал на пол. — Не хотят по-хорошему, и мы будем по-нехорошему.
— А я так думаю начать с мельницы, — примирительно посоветовал Дмитрий Фомич. — Где ж искать масло, как не в погребе?
Комиссия отправилась на мельницу. Павел Федорович попытался уклониться от участия в обыске, но его попросили сопутствовать. Позвали и Федосея с лопатой.
Обошли все хозяйство, заглянули во все сараи, хотя отлично понимали, что железные бочки с нефтью ни в какой сарай не взволочь, копнули бугры возле мельницы… Тщетно!
Митька встал в позу и простер руку перед собой:
— Гражданин Астахов, вы понимаете, что рабочему классу нечего есть?
Павел Федорович не спорил.
— Помогите же Советской власти пустить мельницу.
— Со всем удовольствием, найдись у вас нефть…
Так и ушла комиссия, не солоно хлебавши, не бурить же в самом деле на астаховском огороде скважину к центру земли.
Павел Федорович сидел на кухне и покуривал.
Там и нашел его Славушка.
Надежда занималась обычным делом — готовила харч для свиней, на этот раз в мятую картошку добавляла пареную крапиву.
— Мне надо с вами поговорить, — сказал Славушка.
— Говори…
Павел Федорович пыхнул козьей ножкой.
— Как вы относитесь к тому, что волисполком собирается пустить мельницу?
— А как я могу к этому относиться? — ответил Павел Федорович. — Плохо.
— Все равно мельница уже никогда
— Это еще…
Впрочем, на эту тему Павел Федорович говорить не хотел. Хотя вопрос не считал решенным. Он неглупый человек, его поведение во время прихода деникинцев свидетельствовало об этом, он не делал на них ставки, но против исчезновения Советской власти не возражал бы.
— В ваших интересах пойти навстречу…
— Ты так думаешь? — Павел Федорович саркастически усмехнулся. — А я нет.
— Во всяком случае, нефть следует отдать.
— Что?
— Нефть.
— У меня ее нет.
— Есть.
— Глубокая ошибка.
— Я знаю.
— Много будешь знать, скоро состаришься.
— Все равно ее отберут.
— Если найдут.
— А если я покажу?
Павел Федорович сорвался с места:
— Покажи!
— Что покажи?
— Нефть. Где ты ее нашел?
Он схватил Славу за руку, отпустил, побежал на огород, инстинктивно побежал туда, где спрятана нефть!
Слава не мог не пойти за ним, он ведь и затеял разговор, чтобы переубедить Павла Федоровича.
Тот добежал до мельницы, остановился, обвел рукой пространство.
— Где?
— Что где!
— Где нефть, показывай!
Но Слава не смел показать, знал и не посмел. Где спрятана нефть, знали только два человека: Павел Федорович и Федосей. Обнаружь Слава, что ему известна тайна, Федосею несдобровать. Сразу лишится крова и хлеба. Павел Федорович прогонит его, в этом случае он будет беспощаден… Не может, не смеет он выдать Федосея, по простоте душевной доверившегося Славушке…
— Где, показывай!
Славушка неопределенно повел рукой.
— Ну где, где?
Все-таки он проговорился, просто так от Павла Федоровича не отделаешься.
— Вот! — Слава уверенно показал на бугор, накиданный для отвода глаз возле мельницы. — Вот где ваши бочки!
— Ты знаешь… — У Павла Федоровича удовлетворенно блеснули глаза.
— Во всяком случае, я посоветую волисполкому хорошенько перекопать здесь землю, — вырвалось вдруг у Славушки. — Может, нефтяной фонтан и забьет!
И вдруг Павел Федорович испугался, опять испугался, игра с огнем, чем черт не шутит…
— Лучше держи язык за зубами, — мрачно проговорил он. — Не поступай, как язычники, — где едят, там и мерзят…
И Слава тоже испугался, не решился высказаться до конца, и не только потому, что пожалел Федосея: почему-то ему казалось, что из-за мельницы Павел Федорович может пойти на все.
Постояли, посмотрели друг на друга.
— Ну… мир? — выжидательно спросил Павел Федорович.
Слава неуверенно переступил с ноги на ногу.
— А мы и не ссорились, — сказал он и не спеша пошел с огорода. — В конце концов мое дело сторона.