Дважды войти в одну реку
Шрифт:
Журналист решительно захлопывает редакционный блокнот и, не попрощавшись, вылетает из комнаты.
"Когда попадаешь в больницу, то тебе как личности не остается места. В больнице совсем не такая, как на свободе, шкала этических ценностей. Там иные поведенческие нормы. Это касается как больных, так и врачебного персонала.
Врачи всех больных называют "они". "При таком течении болезни "они" уходят (то есть — умирают) быстро". Умирающие — для врачей — существа иного биологического вида. Или — люди иной
Раф задумался. "Что помешало мне дописать? Интересно, к кому ближе? Или — к чему?.."
"Один приятель звонит другому:
— Что поделываешь?
— Да вот пасьянс раскладываю. Страшно увлекательное занятие! А ты?
— Болезни, блядь, замучили. Не вылезаю из них. Не успеваю одну болячку вылечить, как тут же в меня вцепляется новая. Если прежде атаки безносой курвы носили характер спорадический, то теперь это — планомерная, безостановочная осада. Видно, смерть решила, что со мной пора кончать. Что-то мне не по себе…
— А ты наплюй. Хочешь, я научу тебя играть в акулину?"
Раф скривился. Никак не могу выбраться из-под влияний…
"До хрипоты спорил. С жаром утверждал, что Ломоносов принес бы куда больше пользы Отечеству, если бы не предпринимал своего знаменитого пешего перехода в северную столицу: лучше бы он остался у себя в Архангельской губернии и помогал поморам чинить сети…"
Раф приподнялся, взял со столика бутылку, подержал ее в руке, подумал и поставил на место.
"Покойно счастлив тот, в ком умерла любовь к женщине. Этот человек похож на больного, который ранним погожим утром после нескольких дней беспамятства просыпается совершенно здоровым. Просыпается, потягивается и устремляет счастливый обновленный взор в открытое окно, где весенний сад кипит бело-розовым цветом, где птички разные цеперекают и вообще — жизнь!
Другое дело, когда умирает сам предмет обожания. Тут не до счастья. Эта беда останется с тобой навсегда… Потом будет много увлечений, "любовей", но израненное чувство, даже подлеченное и прибитое временем, будет саднить сердце до смертного часа и бесповоротно изменит многое в твоем восприятии жизни".
"В постели лютовал!"
Это я о себе!
"Разговор двух молодых людей.
— Ты много можешь выпить?
— Зависит от настроения. Под настроение можно и полтора литра высадить.
Пауза. Потом первый, убежденно:
— Правильно. Настроение — это великая вещь!
Еще пауза, длиннее первой.
Второй, неожиданно, с чувством:
— Под хорошее настроение умирать хорошо!"
Господи, до чего же легко рассуждать о смерти, когда до
"Не те бабы кружат голову, у которых глаза черные и горят, как у дикой кошки, а те, которые во время этого самого дела, индифферентно уставившись в потолок, курят сигаретки и говорят томно:
— Ну что ты со мной делаешь, касатик!"
Конгениально! Какое точное попадание!
"В известном смысле, — пояснял некий астроном, — материальная вселенная как бы исчезает, подобно уже рассказанной истории, рассеивается, подобно видению".
Раф пожал плечами. Откуда он это выкопал?!
"Разрази меня гром, если я понимаю этого Господа Бога! Чего ему еще от меня надо? Он всё у меня отобрал! Рассорил с друзьями. Разорил дотла. Ногу ампутировал. Жену увёл. Сына превратил в наркомана. Состарил меня! Хотя я и верю в Господа нашего Бога, почитаю Его, но я совершенно в Нём разочаровался".
"Х-в закалял свою волю жестокими испытаниями. Другие обливаются ледяной водой, изнуряют себя голодовками, воздерживаются от плотских наслаждений. Х-в же поступал иначе. Повторяем, он закалял свою волю жестокими испытаниями. Уточним: чужими жестокими испытаниями!
Действовал он следующим живодерским образом. Ловил бездомного кота, помещал его в молочный бидон, плотно закрывал крышку.
И — без молока! — ставил на газовую плиту и на сильном огне держал бидон с котом не менее получала, осуществляя, таким образом, на практике процесс сухой возгонки органической субстанции. Сублимировал, так сказать, кота, становящегося по воле любознательного юноши объектом строгого научного эксперимента.
Сам садился рядом на табурет и, с сосредоточенным видом глядя прямо перед собой, слушал завывания кота, закаляя тем самым свое нежное сердце.
Ему многое удалось на этом пути. На пути постижения самого себя. Годам к тридцати он настолько усовершенствовал и укрепил свой дух, что мог на спор без особых переживаний зарезать случайного прохожего.
Не реже одного раза в полгода он это и проделывал. Для того чтобы быть, так сказать, в тонусе. Затем шел домой, с аппетитом ужинал и спокойно ложился спать".
"Смерть многолика. И не всегда она имеет вид пораженного болезнями немощного старца.
Стариком можно быть и в двадцать пять. Над молодыми стариками принято подтрунивать. Иногда издеваться. Порой это приводит к тому, что молодой "старик" одумывается, преображается и становится нормальным молодым человеком, розовощеким, розовогубым, с сияющими глазами несокрушимого оптимиста. На такого жизнелюба приятно смотреть, если у тебя самого все в порядке в смысле возраста, здоровья и материального достатка.
Вид же старца со слезящимися очами, напоминающими мертвеющие глаза вытащенного на берег судака, вызывает ужас. Задумываешься о своей старости, даже если до неё далеко.