"Две жизни" (ч. I, т.1-2)
Шрифт:
Я с радостью побежал собирать вещи и с помощью слуг князя очень быстро с этим справился. Мы расплатились в отеле и сели в коляску князя.
Мы ещё сделали большой крюк по городу, так как И. нашёл необходимым нанести визит синьорам Гальдони, у которых мы ещё не были под предлогом моей болезни. И я был очень рад, что мы не застали их дома. Оставив свои визитные карточки, мы приехали, наконец, в дом князя. И. прошёл прямо к княгине, а нас попросил разместить его вещи так, как нам заблагорассудится.
Первое впечатление от предоставленных нам комнат было ошеломляющим. Комната моя имела
Мне было очень любопытно взглянуть скорей на комнату И. Она была жёлтая, а мебель резная, чёрного дерева, в готическом стиле, напоминая своими высокими остроконечными формами убранство средневекового храма. Мебель была покрыта жёлтым шёлковым ковром, в тон обоям, с коричневато-чёрным рисунком; пол сплошь застлан таким же ковром.
Я даже присвистнул. На жёлтом сукне письменного стола стояла хрустальная ваза с жёлтыми розами и лежало письмо, надписанное круглым красивым почерком.
Казалось бы, комната эта вовсе не походила на комнату в доме сэра Уоми в Б. Но чем-то, быть может своим жёлтым цветом, она вызвала это воспоминание. Гармония форм и красок, вкус, с которым были расставлены вещи, — всё было образцом истинной художественности и поразило меня.
— Это вы сами так убрали комнату для И.? — спросил я вошедшего князя.
— Нет, Лёвушка, этой комнатой занялась Анна. У одного её знакомого долго стояла без употребления вся эта мебель. Она рекомендовала мне её купить и сама руководила расстановкой мебели. Нравится вам? — спросил князь.
— Нравится — это не то слово. Здесь так же отражено превосходство её вкуса, как в её игре, в её зале, в её манере одеваться, — сказал я, забывая всё и превращаясь в "Лёвушку-лови ворон".
Не знаю, долго ли я сидел в кресле у письменного стола, рассматривая заворожившую меня комнату. Одна мысль владела мной неотступно: "Как же обставит Анна комнаты Ананды? Комнаты того, кого избрало её сердце навек, если только для друга она сумела устроить комнату-храм, входя в которую испытываешь благоговение?"
Весь во власти этой мысли, забыв обо всём, я думал, какая она, любовь, у существ, стоящих выше нас? Как они любят? В чём видят смысл любви? Почему мой брат женился на Наль, а Ананда не женится на Анне? Разве от брака таких любовников не пошла бы высшая раса людей?
Вдруг, как всегда внезапно содрогнувшись с головы до ног, я увидел Ананду, хотя и где-то далеко, но совершенно ясно, и услышал его голос:
"Связи людей, их любовь и ненависть — всё плоды не одной данной жизни. И тело человека, и его окружение — следствия и результаты личных трудов и достижений в веках. Нет пути духовного совершенствования для одного, выделенного из миллионов окружающих жизней. Только научившись единению с людьми в красоте, слиянию с ними в любви, можно проникнуть в те духовные высоты, где живут более совершенные существа. Тогда открывается собственное сердце, и в нём оживает новая любовь. И человек понимает, что вся вселенная связана, дышит и вечно движется вперёд этой живой любовью".
Всё исчезло, и голос Ананды умолк.
— Вы не волнуйтесь, князь, — услышал я и почувствовал,
— Поставьте их вон в тот маленький прекрасный шкаф, — продолжал И. — И будете знать, где найти в этих случаях помощь. Повторяю, это неопасно, не волнуйтесь. Вы сами нуждаетесь сейчас в помощи больше, чем Лёвушка; на вас, что называется, лица нет. Можно ли так теряться? — уговаривал И. князя.
— Ну, слава Богу, слава Богу. Лёвушка так неподвижно сидел, уставившись глазами в пространство, ни на один вопрос не отвечал, что я смертельно перепугался, — говорил взволнованно князь.
Я приник к плечу И., который нежно гладил меня по волосам, и никак не мог унять дрожи во всём теле. Наконец, я успокоился настолько, что смог встать.
— Вот как я нынче осрамился, дорогой Лоллион. В первый же день так напугал вас, князь. Это очень прискорбно; простите, пожалуйста. Уж такой я незадачливый «лови-ворон». Как только попаду в особенно прекрасную комнату, — так и становлюсь ротозеем.
— Всё образуется, Лёвушка, — ласково отвечал мне князь. — Не хотите ли посмотреть на комнаты, которые приготовлены для вашего прибывающего друга?
— Ох нет, Бога ради, только не сейчас, — взмолился я, опасаясь повторения только что пережитого.
И князь, и И.
– оба посмотрели на меня с удивлением. Пристальный взгляд И. точно раздвинул во мне какие-то завесы; как будто бы во мне, как в зеркале, отразилось всё, что я только что пережил, и мне показалось, что И. увидел картину, представившуюся моему воображению.
— Ну хорошо, отложим. Я похлопочу, как сумею, о комнате для капитана. Хочется, чтобы к семи часам он нашел её уютной. Кстати, его зовут сэр Джемс Ретедли. Но я понятия не имею, как надо обращаться к важному лорду в быту, — посетовал князь.
— Лучше всего, если мы будем стараться не слишком стеснять себя всякими условностями. Продолжайте звать его «капитаном». Ведь зовём же мы вас просто «князь», а ведь и у вас есть имя и отчество, — улыбаясь, ответил И.
— Вот отлично-то! Так я поеду. Обед в половине восьмого, — сказал князь и, кивнув нам, вышел из комнаты.
Оставшись вдвоём, мы молчали. Вдруг взгляд мой упал на лежавшее на столе письмо. Я подумал, что И. будет приятнее читать его наедине; казалось мне, что письмо от Анны, и цветы, вероятно, тоже от неё.
Я тихо вышел из комнаты, прошёл к себе, но побоялся снова впасть в неприятное иллюзорное состояние и предпочёл побыть в саду.
Сад оказался запущенной частью старого парка и отделялся высокими стенами от соседей, за стенами тоже виднелись старые, тенистые деревья.
Я присел на скамью и радостно отдыхал в этом уединённом месте. Пёстрые картины недавнего прошлого одна за другой вставали в моей памяти, чрезмерно перегруженной и утомлённой всем пережитым. Я положительно не мог остановиться ни на одном человеке или факте, чтобы тотчас же они не связывались в целую вереницу чувств и мыслей, сбиваясь в конце концов в кашу.