Две жизни. Часть 4
Шрифт:
С того мгновения, как однажды человек поймёт, что он составляет центр встречи, что он ведёт тот аккорд, в котором звучит весь его день, самообладанию его раскрывается новая сила и новый, укреплённый со всех сторон путь, так как своими эманациями доброты и самоотвержения он соединяется с путями вибрирующих лучей Светлых Братьев. С этого момента он может приблизить их к себе как защитное кольцо, в котором пойдут все его дальнейшие действия и встречи. Мысль о том, что данный человек ещё так далёк от знаний, которыми обладаете вы, от тонкости чувств и мыслей, в которых живёте вы, не даёт вам ни права отъединяться от него, ни оправдания вашей
Гениальные способности никогда не смогут прийти к тому человеку, в котором глубина Любви не создала святая святых в сердце. Только из этих глубин льются потоки творящей Силы, и только из них видит и слышит человек высокие эманации Творца, посылающего через миллионы каналов Свою силу на землю. Приказать себе творить так же невозможно, как невозможно обучить творчеству другого человека путём подражания самому себе. Чтобы вообще учитель мог обучать ученика, надо, чтобы он сам понимал, на собственном опыте, источник, из которого льётся творящая волна. Кроме того, учителю надо суметь приспособиться к манере самого ученика мыслить и воспринимать текущую жизнь. Только тогда он может встать в его положение и попытаться найти для него такую систему ученичества, благодаря которой тот сам смог бы понять, как ему освободить в себе волю и силу духа от давления личных, мелких и низменных страстей и неконтролируемых мыслей.
Если вы просмотрите вашу жизнь до прихода в эту Общину, первые годы жизни в ней, затем годы последующие и последний период, до самой последней минуты пребывания в этой комнате, – можете ли вы сказать, что первым и важнейшим делом вы считали и считаете единение с людьми? Можете ли вы сказать, что первым вашим импульсом при пробуждении, навстречу расцветающему дню, была мысль разделить труд Белого Братства, внести маленькую часть своего самоотвержения в общий план труда Светлых Братьев? Имея знания, вы увлекались одной личной жизнью. Вы говорили – и внешне якобы так и действовали, – как вы интересуетесь трудами общего просвещения. Но на самом деле вы интересовались ими постольку, поскольку в этих трудах расширялась и развивалась ваша собственная личность.
Настал час – для всех вас без исключения – двинуться теперь к более высокому самообладанию и открыть себе путь к единению, тесному и радостному сотрудничеству со всем Светлым Братством. Неужели до сих пор так плотно закрыты ваши глаза телесными покрывалами, что вы всё ещё не понимаете ясно, где, откуда и как раскрывается путь к этому высокому и светлому сотрудничеству? Неужто повторять вам азбучные истины, что путь к Учителю ведёт через обычный серый день, через деятельное единение с окружающими людьми, через внимание и милосердие к ним?
Посмотрите внимательно вокруг себя. Почему половина из вас и сейчас хранит резкое неприятие друг друга? Почему часть из вас ревниво отгораживается от своих соседей в Общине? Почему только отдельные единицы среди вас идут, дружелюбно улыбаясь ближним? Только потому, что некоторым из вас самообладание кажется их личным вопросом, то есть: «Никому, кроме меня самого, нет дела до того, как я себя веду, если я его не трогаю». О нет, друзья! Вы не только не правы в подобном настрое, но и вся система мировоззрения, выстроенная вами на подобных началах, – мыльный пузырь. Ибо начальный фундамент, на котором вы его строили, ваше «я», ваша личность, не может при таком состоянии вливаться в труд Вечного. Пока сила вашего раскрытого Духа не свяжет ваш земной труд с огнём Жизни, до тех пор вы не войдёте в круг сотрудников Светлого Братства. А эта связь ткётся самим человеком, и только теми
Когда я был здесь в последний раз, а это было сравнительно давно, я сказал вам: «Будьте бдительны каждый день своей жизни здесь, чтобы, когда мы встретимся в следующий раз, не было поздно. Чтобы ваши глаза имели силу смотреть весело и радостно на окружающую вас Жизнь, чтобы ваши сердца начали себя чувствовать её частицей». Но половина из вас всё так же сидит, мрачно нахмурившись и опустив глаза в землю. Разве мало любви проявлял к вам ваш настоятель? Разве мало внимания уделяли вам те братья, которым был поручен надзор за вашими нуждами? Дерзнёт ли кто-либо из вас обвинить служителей этой Общины в недостаточной доброте к вам? Существует ли здесь уклад наказаний и взысканий? А между тем сколько раз каждый из вас провинился в грубости перед многими из братьев этой Общины, так самоотверженно обслуживающими вас. Перед тем, как выйти из этой комнаты, поднимите ваши головы и взгляните мне в глаза!
Как только Иллофиллион произнёс эти слова, почти все головы поднялись и взгляды людей устремились к Иллофиллиону. Я содрогнулся – столько сарказма, злобы и даже ненависти прочёл я в этих внезапно поднявшихся вверх глазах. Иллофиллион на каждом лице задержал свой взор. И под его пристальным взглядом, точно под волшебной лаской, стирались на лицах бунт и протест. Выражение этих лиц менялось, смягчаясь, и по щекам некоторых людей покатились слёзы, резко изменив весь их облик.
Глаза же тех, кто сразу при нашем входе в трапезную впился взглядом в лицо Иллофиллиона, и тех, кто встретил нас дружелюбно с самого начала, сейчас выражали полный восторг и мир.
Только тот может видеть Бога в небесах, кто научился видеть и любить Его в человеке.
Но три человека оставались склонёнными к своим столам, и казалось, никакая сила не заставит их распрямиться, такое упрямство выражали их фигуры. К моему удивлению, одним из низко склонившихся оказался человек, напомнивший мне Дартана своим сходством с ним. Он до этого момента всё время сидел прямо и зорко наблюдал за каждым движением Иллофиллиона и за всеми нами. Но как только Иллофиллион встал и начал говорить, он опустил голову и всё ниже склонялся к столу, что при его колоссальном росте ему удавалось плохо.
Две другие не поднявшие голов фигуры сидели также не особенно далеко и резко выделялись чёрной одеждой среди белых одеяний. Меня уже давно поразило, что среди людей в белых одеждах за этими двумя столами сидело по одной чёрной фигуре. Что касается человека, похожего на Дартана, то он был одет в нечто вроде рясы голубовато-дымчатого цвета, и на груди его была крупная голова сфинкса, вырезанная из опала и висевшая на цепочке из мелких головок сфинкса такой же работы, как подаренная мне Дартаном цепочка. Только все головки на его цепи были опаловые и чудесно переливались голубыми, дымчатыми, кроваво-красными огнями, очень красиво смотревшимися на его переливчатой рясе.
Я, пожалуй, только теперь понял, что выражение ненависти и вызова, сквозившие во взглядах, которые он несколько раз бросил на меня, относились не ко мне, а к моей цепочке и пластинке. Нечто вроде мимолётного опасения за своё бессилие выполнить поручение Дартана снова мелькнуло во мне, но толчок от Наталии Владимировны вовремя вернул меня к сосредоточенности. Не знаю почему, но в памяти моей встала картина обеда у Строгановых в Константинополе, Браццано, борьба его с сэром Уоми и всё последовавшее за нею. Мне показалось, что данный момент не только так же важен, но даже много серьёзнее для Иллофиллиона и трёх склонившихся за столами фигур. Стремительно собравшись весь в комок мольбы, я мысленно воззвал к Флорентийцу и почувствовал Его мгновенный ответ. Мало того, я понял, что Андреева ощущает в эту минуту много больше моего, что она зовёт Али, и я увидел Его высоченную фигуру рядом с Иллофиллионом и настоятелем, вставшим со своего места и благоговейно, крестообразно сложившим руки на груди. Я отчётливо видел чудесное лицо Али, его прожигающие глаза, чувствовал необычайную силу, исходившую от него и наполнявшую весь зал его особенным магнетизмом [6] , но я не был уверен, что все видели Его фигуру. И в то же время я не сомневался, что все чувствовали присутствие особой силы, так как решительно все вытянулись в струнку, казались собранными в своём внимании, в подъёме и вдохновении, каких в них не было раньше.
6
Магнетизм – особая сила в природе и человеке, проявляющаяся в виде излучений невидимого тонкоматериального вещества или энергии. – Прим. ред.