Две жизни. Часть 4
Шрифт:
Видя их обоих рядом, я ещё раз убедился в их разительном сходстве, только двойник Рассула был чуть поменьше ростом и волосы его были немного темнее. Несомненно, это были близнецы. Но я понял, почему мне показалось сначала, что человек этот лишь напоминал Дартана. Злобное выражение лица этого великана, его глаза, мечущие молнии, и всё его возбуждённое поведение очень нарушали сходство с Дартаном, лицо которого в первые минуты знакомства показалось мне каменным. Когда же я присмотрелся к Дартану, то увидел, что его лицо хранит твёрдое спокойствие и печаль. Из Великих Братьев теперь я видел только Али, Раданду и Флорентийца. Иллофиллион подвёл нас ближе к ним и поставил между
– Друг мой, мой бедный брат, – снова заговорил Раданда. – Я всем сердцем прощаю тебе всё то оскорбительное, что ты говорил здесь обо мне. Ты не повинен в том, что не можешь видеть иначе, потому что страсти заполонили тебя и закрыли твоё духовное видение. А разве может понимать что-либо человек, если смотрит на дела и вещи одними телесными глазами? Всё, всё я прощаю тебе и молю Великую Мать и всех её служителей защитить и помиловать тебя от всех печальных последствий, которые ты вызвал к жизни за годы пребывания здесь.
Не ты виновен, что я проявил слабость и допустил своей излишней добротой разлад в тебе. Я должен был своею строгостью защитить тебя и установить для тебя внешнюю дисциплину, видя, что ты не способен достичь самодисциплины. Я же всё верил и надеялся, что, живя в полной свободе, в атмосфере мира и любви, ты найдёшь путь к самодисциплине легче и проще. Я ошибся и не выполнил приказания Али быть с тобой строгим. Я виновен. Да будет твой грех на мне перед лицом Великой Жизни. Я ответствен за то, что не нашёл нужного тебе занятия в жизни. Ты был мне поручен, и я не сумел быть тебе пастырем добрым. Прости, будь снисходителен и милосерд, сын мой!
Лицо великана выражало сарказм, он, видимо, не верил ни единому слову настоятеля, ядовито улыбался, но молчал.
– Брат мой, мой несчастный Беньяжан, не в первый раз, а в третий стоишь ты перед Светлыми Силами и вступаешь с ними в борьбу, – заговорил Рассул. – Первые два раза я мог спасти тебя, мог поручиться за тебя перед Белым Братством, которое укрыло тебя здесь, предоставив тебе все возможности для такой деятельности, которую ты сам хотел бы избрать себе. Но, даже окружённый доверием и любовью, ты занимался лишь тем, что искал недостатки в окружающих. Перечисляя их тёмные пятна, ты обманом ввёл сюда свою несчастную жену и своего мёртвого теперь друга, которых ты сделал предателями, ворами и рабами своими. Я не буду перечислять все твои гнусные поступки здесь, ты их сам хорошо знаешь. Скажу тебе только одно: я бессилен в этот третий раз помочь тебе. Больше я не могу взять тебя на поруки. Ты можешь надеяться лишь на милосердие Раданды и Иллофиллиона и можешь рассчитывать только на собственные силы.
В последний раз я, грешный Рассул, могу ещё умолить Светлое Братство об одном: защитить тебя от посмертного преследования тёмных сил, предоставив тебе такой угол на земле, где бы ты, в непрерывном труде и суровой дисциплине, мог приготовить свой дух к смерти в чистоте сердца и мире, ибо иначе никакие силы Света не смогут вырвать тебя из вековой власти злых. Нет для тебя свободного выхода отсюда, как ты мечтаешь, и не потому, что тебя кто-то здесь держит. Нет, твои вечные раздражение и злоба, осуждение и лицемерие парализовали сейчас твои руки и ноги. Ты не можешь ни с места двинуться, ни взять руками этой дивной цепи, которую ты запятнал злодеяниями и кровью. Выбирай сам свою судьбу. Или ты поедешь в тайную Общину, спасённый в последний раз Милосердием; там ты будешь вылечен и приготовишься долгими годами тяжёлого труда к чистой смерти, как я тебе уже сказал. Или…
Дартан умолк на минуту, на лице его отразилось невыносимое страдание,
– Или ты умрёшь здесь, сейчас, и тёмные силы завладеют твоим духом. Ты сам хорошо знаешь, что это значит.
Дартан умолк, и гробовая тишина в трапезной нарушалась только тяжким, свистящим дыханием Беньяжана. Он стоял неподвижно, точно статуя, и всю его внутреннюю борьбу отражало лишь его лицо. При всем мужестве, которое я ощущал в сердце, я пал на колени и молил Флорентийца, самого милосердного из всех милосердных, спасти, ободрить, поспешить на помощь к этому несчастному.
Я увидел божественно прекрасный образ моего великого друга рядом с Беньяжаном. Он взял одну его, лишённую движения руку, и положил её ему на сердце, поддерживая её своей чудесной рукой. Другой своей рукой он положил вторую руку грешника ему на лоб.
– Взгляни на стену, – произнёс он. – Там ясно видна картина того, что ждёт тебя, если ты умрёшь сейчас.
Колоссальная фигура Беньяжана вся задрожала, из горла его вырвался хрип, и, если бы сила Флорентийца его не поддержала, он рухнул бы снова на пол.
– Не медли, – сказал Али. – Ещё минута, и милосерднейший брат Флорентиец не сможет спасти тебя. Решай!
Еще одна судорога потрясла тело несчастного, ещё один раз, показалось мне, он увидел что-то ужасное, и буквально выдавил из себя хрип:
– Я согласен ехать в тайную Общину.
Рассул пододвинул брату скамью и с помощью Флорентийца усадил его. Флорентиец перестал поддерживать руки несчастного, и они упали, бессильно повиснув до самого пола. Но руку свою на голове Беньяжана он оставил, и под влиянием силы Флорентийца лицо страдальца приняло спокойное выражение, глаза перестали бегать и дыхание стало легче.
– Тебе, нарушителю покоя всюду, где бы ты ни поселился, Великая Жизнь даёт в последний раз Свою защиту: ты будешь немым и глухим до тех пор, пока в сердце своём не найдёшь добрых и чистых сил, пока в сознании твоём не возродятся благородные мысли, пока труд твой не станет полезным другим людям, к которым ты сам станешь доброжелательным. Постепенно, как только будет светлеть дух твой, к тебе начнут возвращаться речь и слух, – заговорил снова Али, и голос его походил на гром. Он продолжал:
– Встань, найди силы выйти отсюда, сесть на мехари и доехать до нового места жизни. Помни, всё время помни картину, которую показал тебе Флорентиец, и да поможет она тебе выбраться на светлую тропу. Не бойся, тебя довезёт надёжная охрана, и в новом месте тебя никто преследовать не будет. Живи, мною благословлённый, призывай имя моё в минуты невыносимого внутреннего разлада, и я разделю бремя твоё, облегчу тяжесть твоих страданий!
Али благословил Беньяжана и сказал Рассулу:
– Надень на шею брата твоего его прекрасную цепь. Ты испортил её, – обратился он к Беньяжану. – Она принадлежала великому, радостному существу, гармония которого была устойчива и помогала Светлому Братству передавать его энергию земле. Ты украл цепь у своего брата, но, видишь сам, она потеряла свои могучие свойства, а камни – прежде чистого жёлтого цвета – стали похожи на опалы. Чем больше ты грешил, тем больше менялись камни, походя на слёзы, дрожащие под лучами солнца и переливающиеся всеми цветами радуги. По цвету этих камней ты сможешь судить, близишься ли ты к освобождению. С каждым малейшим твоим поворотом к доброте и высокой мысли к камням будет возвращаться их прекрасный жёлтый цвет.