Две жизни
Шрифт:
— Как вы себя чувствуете? Хорошо? — быстро спросил он.
Она смогла лишь кивнуть в ответ.
— Я отвезу вас домой, — сказал Генри. — А то, похоже, кое-где проснулись драконы, и мне предстоит тревожная трудовая ночь.
Что ж, миллиардерам приходится денно и нощно блюсти свои интересы, подумала Рут. Она по праву сравнивала Генри с завоевателями прежних эпох. Он им ровня — современный конквистадор, создающий собственную империю на телевизионном пространстве, почти не имеющем границ.
— Вы всегда работаете по ночам? — При одной
— Да нет. — Генри улыбнулся. Он по-прежнему был само обаяние, но по глазам невозможно было понять, чем на самом деле заняты его мысли. — Просто события в другой части света развиваются слишком стремительно и требуют моего вмешательства. Когда будете готовы, приходите в гостиную. Я буду ждать вас там.
Хотя до заката было еще далеко, небо уже выцвело и подернулось дымкой. Рут, как правило, старалась не спать днем — это выбивало ее из колеи. А сегодня и подавно: ничего глупее, чем приехать сюда, а затем заснуть в чужой спальне, нельзя было и придумать. Рут ополоснула лицо, причесалась, надела сандалии.
Пора остановиться, пронеслось у нее в голове, я зашла слишком далеко. Чем чаще я буду видеть Генри, тем труднее будет отказаться от него. На этот раз я буду тверда как кремень и выполню свое решение.
— Если вы так заняты, — сказала Рут, входя в гостиную, — может быть, Питер отвезет меня домой? Если, конечно, он вернулся.
— Он вернулся, — ответил Генри. — Но матушка всегда говорила мне: погулял с девушкой — проводи ее домой.
— У вашей матушки высокие моральные принципы.
— Выше некуда, — произнес он и поджал губы.
Ехали они молча. В воздухе стоял звон цикад, не заглушаемый даже шумом мотора. Вдоль дороги брело стадо коров и овец, яростно отмахивавшихся хвостами от надоедливых мух и слепней. Несколько коров остановились и проводили бессмысленными взглядами проезжавшую машину.
У веранды дома Генри сжал руку Рут и проговорил:
— Будьте осторожны.
— Вы тоже.
Вышло похоже на последнее прощание, и чувствовалось, что Генри это понял. В его глазах загорелся холодный огонь. В течение нескольких секунд они молча стояли друг против друга, никто из них не решался повернуться и уйти первым.
Все словно замерло в знойном воздухе. Лишь с берега доносились отдаленные редкие крики расшалившихся детей.
Глаза Генри и Рут встретились. И между ними словно образовалось некое энергетическое поле, мгновенно сблизившее их, связавшее в единое целое.
В стремительном порыве Генри рванулся к Рут, прижал ее к себе и начал лихорадочно целовать лоб, щеки, уголки губ и наконец замер, завладев ее ртом. Пламя страсти обожгло Рут, лишив способности рассуждать. Ее губы жадно принимали горячие поцелуи и отвечали на них. Страх перед неизвестностью опять отступил, сметенный невиданным, взрывом чувственности.
Но вот Генри поднял голову. Обычно ясные, его глаза были слегка затуманены. Он стиснул зубы, и дрожавшей Рут даже показалось, что она услышала
— Мне следовало бы извиниться, — хрипло произнес Генри, — но я не стану этого делать. Вы околдовали меня с первой же минуты нашего знакомства. От ваших губ невозможно оторваться. Я безумно хочу вас. Но знаю, что это невозможно.
Хотя последняя фраза прозвучала не вопросом, а утверждением, Рут все же покачала головой.
— Да, — тихо произнесла она, — нам не быть вместе.
Генри Ормонду достаточно пошевелить пальцем и рядом с ним окажутся самые обворожительные, самые утонченные женщины на свете. А что может предложить ему она — закатившаяся телевизионная звездочка, научный работник со шрамом на ноге и хромотой на всю жизнь?
— А вы тоже хотите меня, — жестко проговорил Генри.
— Эти слова не отражают всей гаммы моих чувств к вам, — парировала Рут. В ее голосе звучали и ирония, и горечь. — Я не знаю, что лежит в их основе — мимолетное увлечение, чувственный голод или острое желание настоящей любви. В любом случае, это не имеет значения. Потому что у наших отношений — какими бы они ни были — нет будущего… Но если это способно потешить вашу гордыню, то признаюсь — да, я хочу вас.
Он невесело рассмеялся. Последовавший затем жест Генри ошеломил Рут. С галантностью средневекового рыцаря он поднял руку девушки и прижал к губам, потом повернул ладонью вверх и поцеловал холмик у основания большого пальца. Казалось, он точно рассчитывал свои действия и знал, к чему они приведут. Рут замерла от наслаждения, ей вдруг стало нечем дышать.
Преодолев потрясение, она наконец отвела руку и прижала ее к груди, которая быстро вздымалась и опускалась под тонкой тканью майки. Генри посмотрел ей в глаза, и Рут вновь оказалась во власти его чар.
— Вы верите в реинкарнацию? — спросил он с улыбкой, в которой не было и тени иронии.
— Нет, — не задумываясь ответила Рут.
— Я тоже. И все же, когда я впервые увидел вас, то подумал, не встречались ли мы раньше. Настолько знакомыми, близкими показались мне ваши прекрасные черты, ваш пленительный голос, ваши изумительные волосы.
— Вы, наверное, насмотрелись документальных фильмов с моим участием, вот и все, — грубовато произнесла Рут и увидела, как задели ее слова Генри; он не смог скрыть этого, и ей стало больно за него и стыдно за себя.
— Ничего подобного! — Черные брови взметнулись вверх, удивленные глаза, казалось, пронзали ее насквозь. Помолчав, он суховато продолжил: — Мне предстоит принять важные решения, которые могут в корне изменить мою судьбу. Если это произойдет, я не смогу встречаться с вами. Вы же не та женщина, которая удовольствуется тайной связью. — Видно было, как тяжело переживает Генри сложившуюся ситуацию и даже злится; впрочем, через секунду-другую он взял себя в руки. — Хочу надеяться, что в другой жизни мы вновь встретимся и завершим то, что начали в этой — к сожалению, в неудачное время.